— Андрей Иванович, считается, что у нас в стране за последнее десятилетие создано достаточно институтов развития, и вот, два года назад появляется еще один – возглавляемый вами Фонд перспективных исследований. Каковы причины его создания?

— Фонд перспективных исследований создан как системный ответ российского государства на те критически значимые угрозы и вызовы, которые со все большей очевидностью встают перед нашей страной в последнее время. И та трагедия, что развернулась сегодня в братской Украине – одно из прямых тому подтверждений.

Вы абсолютно справедливо заметили, что вроде бы в стране достаточно институтов развития, однако до создания ФПИ ни один из них не занимался целенаправленно созданием условий для противодействия угрозам в сфере обороны и безопасности государства. Более того, речь не шла о горизонте планирования этих угроз, а значит и о разработке средств и методов их нивелирования, на 20-25 лет вперед. Перед фондом руководством страны поставлены именно такие задачи.

— На каком этапе своей деятельности находится фонд сегодня? Что удалось сделать за прошедшие два года в организационном и финансовом плане?

— Сегодня можно с уверенностью констатировать – фонд состоялся как не имеющий аналогов в нашей стране институт, призванный решать задачи обеспечения научно-технологического прорыва, прежде всего в оборонной сфере. За прошедшее время – формально – два года, а с момента начала активной фазы работы – полтора, нам удалось завершить все необходимые организационные мероприятия, связанные со становлением фонда, и сформировать мощную команду знающих свое дело профессионалов. Мы разработали и начали внедрять уникальную систему организации и проведения научных исследований, приступили к созданию в научных учреждениях, ВУЗах и на предприятиях профильных лабораторий фонда.

Заключено 20 соглашений о сотрудничестве с заинтересованными федеральными органами исполнительной власти, с госкорпорациями и ведущими ВУЗами. В их числе Минобороны, Минздравсоцразвития, Минпромторг, Минобразования и науки, Росатом, Объединенная ракетно-космическая корпорация, РАН, МГУ, РУДН, МГТУ им. Н.Э. Баумана, Томский, Нижегородский, Саратовский госуниверситеты. С ними налажено тесное взаимодействие. Сформирована и утверждена Попечительским советом перспективная трехлетняя программа деятельности фонда на 2015-2017 годы.

И, самое главное, нам удалось развернуть исследования по широкому спектру прорывных научно-технических проектов. В настоящее время работы уже ведутся по 49 таким проектам, по некоторым – входят в завершающую стадию, в текущем году мы ожидаем результаты по отдельным из них. Всего же фондом за прошедшее время было рассмотрено более 1500 заявок на проекты, проведены тысячи экспертиз. Это сложная, кропотливая, рутинная работа всего фонда, требующая и высокого профессионализма сотрудников, и их умения видеть будущие направления научных исследований. Это как просеивать тонны песка в поисках крупиц золота. Но оно того, разумеется, стоит. В текущем году мы планируем продолжить наращивать нашу проектную работу, постепенно выходя на показатели реализации 60-70 проектов в год.

Что касается финансовой составляющей, то все средства, выделяемые фонду из федерального бюджета – а других источников финансирования у нас нет, направляются на реализацию научно-технических проектов. Налажена система контроля за расходованием лабораториями выделенных ресурсов, исключающая непрофильные расходы и прочие виды «списания» якобы потраченных на исследовательскую деятельность денег. Мы очень строго за этим следим, сохраняя внутри фонда полную финансовую прозрачность.

— Каковы основные направления деятельности фонда?

— Мы работаем по трем основным направлениям: физико-техническому, химико-биологическому и медицинскому, информационному. В рамках первого направления идет работа по созданию высокоскоростных средств поражения и носителей, разрабатываются технологии цифрового производства, перспективные подводные технологии, а также интеллектуальное оружие. «Химики» организуют исследования по перспективной медицине, создаются новые материалы с уникальными свойствами, есть разработки по перспективным источникам энергии. Здесь же мы говорим об исследованиях интегральных биосистем, развиваем бионику (науку, которая решает инженерные задачи на основе моделирования структуры и жизнедеятельности биологических организмов). В направлении информационных исследований наши специалисты работают над созданием перспективных систем обработки и передачи информации, искусственного интеллекта, технологий, обеспечивающих кибербезопасность, технологий обнаружения, исследуют возможности социальных сетей.

— Проекты фонда реализуются по каждому из направлений?

— По каждому из основных направлений деятельности осуществляются свои проекты. Проекты фонда – это законченный цикл научно-исследовательских работ и изысканий, имеющий целью доказать техническую реализуемость конкретной предложенной разработчиком идеи. Иными словами, мы отвечаем на вопрос: можно или нет создать то или иное средство вооруженной борьбы, систему вооружения, технологию? Если ответ положительный, то на этом наша задача оказывается выполненной, дальше подключаются другие государственные механизмы, в первую очередь ОКР или НИР.

— А если отрицательный?

— Мы не можем исключать такого варианта. Недаром в Федеральном законе «О Фонде перспективных исследований» наша основная цель определена как «содействие осуществлению научных исследований и разработок в интересах обороны страны и безопасности государства, связанных с высокой степенью риска достижения качественно новых результатов в военно-технической, технологической и социально-экономической сферах».

О чем это говорит? Наши исследования действительно носят высокорисковый характер, что автоматически вытекает из стоящей перед нами задачи – создания абсолютно новых средств и систем вооруженной борьбы, уникальных технологий, не имеющих аналогов. И в этой работе всегда остается шанс, что исследователь пошел неправильным путем, не учел каких-то факторов, не предусмотрел возможных вариантов развития событий и в результате изыскание зашло в тупик. В таких случаях мы либо принимаем решение об остановке исследований, либо меняем техническое задание, исходя из вновь открывшихся научных фактов и обстоятельств. Но даже если изначальная задумка в процессе исследований и не подтвердилась, как правило, появляются другие, так сказать, побочные результаты интеллектуальной деятельности, о возможности которых мы могли и не задумываться, начиная тот или иной проект.

— А как все это соотносится с потребностями армии в новом вооружении? С кем и как вы координируете свою деятельность в этом вопросе?

— Принцип нашей работы – мы изначально знаем что, для кого и в каких масштабах создаем. Для этого и координируем свою деятельность с потенциальными заказчиками новых технологий – Министерством обороны, Министерством торговли и промышленности и другими. Первоначальный импульс о потребностях в тех или иных ноу-хау мы получаем от них, а дальше смотрим где, на какой базе, какими силами и средствами, с привлечением каких кадров та или иная исследовательская задача может быть решена. И организуем этот процесс. В этом смысле фонд выступает в качестве некого интегратора: от потребностей и пожеланий потребителей через возможности и способности разработчиков к достижению научно-технической цели, которая еще вчера казалась несбыточной мечтой. И обратно – новая технология должна быть внедрена, и прежде всего, в промышленности, поэтому очень важно в исследовательской работе учитывать производственные возможности последней.

Приведу пример из области химии. Вот мы синтезировали некое супервещество с отменными свойствами, крайне нужными для решения военных задач. Тут же встает вопрос: позволяет ли наша технология производить его в промышленных масштабах, достаточных для удовлетворения нужд военных, или процесс таков, что за полгода на выходе получается, к примеру, всего литр этого супервещества? И кому оно в таком количестве будет нужно? Так вот, все эти вопросы в нашей деятельности взаимоувязаны и учтены. И это тоже делает фонд уникальной и удобной площадкой, позволяющей обобщать опыт, обсуждать востребованность того или иного предложения и так далее.

— Какой вам видится стратегия развития ФПИ?

— В перспективе мы хотели бы, чтобы появилось новое поколение разработчиков, инноваторов, исследователей, объединенных в работоспособные, эффективные коллективы, способные решать нестандартные задачи с минимальными затратами. Именно поэтому сегодня мы делаем ставку на молодые коллективы, много работаем со студенчеством, аспирантами, стараемся выстроить научную преемственность поколений, во многом утерянную за прошедшие два десятилетия. Мы создаем условия для того, чтобы наши «технари» возвращались в Россию и осуществляли свои исследования здесь, имея для этого необходимое оборудование, получая достойную заработную плату и понимая, что они делают важное и нужное для страны дело.

Если говорить еще более амбициозно, то хотелось бы взрастить слой генеральных конструкторов, способных возродить славу нашего оборонно-промышленного комплекса. Сегодня эта задача в определенной степени уже сформулирована высшим руководством страны – 20 января на совещании Военно-промышленной комиссии президент России Владимир Путин подписал указ «О генеральном конструкторе по созданию вооружения, военной и специальной техники», таким образом давая импульс к возрождению этого во многом незаслуженно подзабытого института.

— В прессе фонд нередко называют «русским DARPA». Насколько корректно такое наименование с учетом того, что передовыми оборонными технологиями занимается и китайское SASTIND, и французское DGA?

— Могу предположить, что DARPA ассоциируется с нашим фондом потому, что оно в большей степени на слуху, про аналогичные институты в других странах многие просто не знают. Между тем и китайские, и французские, и целый ряд других разработок по целому ряду позиций получаются не хуже, а зачастую даже превосходят американские. Но поскольку это затрагивает вопросы, напрямую связанные с обороной и безопасностью, очевидно, что такого рода деятельность носит во многом закрытый характер.

Что касается «русского DARPA», то мы ставим себе задачу работать так, чтобы уже в недалеком будущем американское агентство повсеместно именовали не иначе как «американский ФПИ».

— Что можно сказать о первых итогах проводимых ФПИ конкурсов?

— Здесь прежде всего необходимо обозначить, что мы понимаем в нашей работе под конкурсами и какую роль им отводим. Как правило, фонд объявляет конкурс по поиску разработчика той или иной перспективной идеи, когда у наших экспертов возникает четкое понимание необходимости разработки той или иной технологии и нет ясности относительно того, кто мог бы реализовать этот проект. Конкурсы проходят открыто, любой желающий, отвечающий нашим требованиям и готовый заниматься заявленной темой, может принять в них участие. Победитель конкурса становится исполнителем работ по конкретному проекту.

Что касается первых итогов, то могу сказать, что разработчики, как правило, довольно неохотно берутся за разработку «чужой» темы, предпочитая продолжать свои, уже начатые исследования. Полагаю, что это явление временное и преодолимое.

— Не могли бы вы рассказать об основных принципах работы ФПИ с инициативными разработчиками и исследователями?

— Эти принципы есть, и они довольно просты. Прежде всего, идея или предложение действительно должны носить новаторский, инновационный характер, а не представлять собой морально устаревший подход или уже имеющееся технологическое решение в новой упаковке.

Второй принцип – это эффективность. То есть проект должен быть соразмерен по предполагаемым затратам и ожидаемым по нему результатам. Осуществление проекта проводится в обоснованные сроки, без их переносов и искусственных затяжек. Выделяемые средства расходуются исключительно на работы по проекту, непрофильные расходы не допускаются, сопутствующие – минимизируются.

Третий принцип – долгосрочное сотрудничество. Мы рассчитываем, что даже после завершения того или иного проекта сформированный с участием фонда научный коллектив продолжит свое сотрудничество с нами, решая новые задачи. Для этого, как я уже говорил выше, мы стараемся создать своим разработчикам максимально комфортные рабочие условия.

И, наконец, открытость, которую мы понимаем, прежде всего, как регулярную отчетность и прозрачность экспертных и иных процедур внутри фонда.

— В последнее время у нас заговорили о необходимости междисциплинарных или шире – межотраслевых исследований. Действительно ли нам нужно двигаться в этом направлении?

— Я – сторонник междисциплинарного подхода, прежде всего, в практических исследованиях, потому что убежден – «чистая», узкая специализация в современном мире возможна только в фундаментальной науке. Да и она на наших глазах все больше начинает тяготеть к поиску ответов на нерешенные вопросы с помощью смежных дисциплин.

На мой взгляд, основная проблема здесь в некой инерционности нашего мышления, в том числе, нередко, и научного: далеко не все ученые, к сожалению, готовы выйти в своих исследованиях на контакт со смежниками, спланировать и выстроить совместную работу. В итоге мы упускаем многие потенциальные возможности, в исследованиях образуются провалы, которые с успехом подхватывают наши конкуренты. Полагаю, что координирующую и направляющую роль в этом вопросе должны взять на себя соответствующие государственные институты. К ним я отношу и Фонд перспективных исследований.