Константин БЛОХИН

При анализе и оценке американской внешней политики внутриполитическая составляющая играет едва ли не определяющую роль, имея в виду определенную политическую традицию властной элиты США по разрешению накопившихся экономических, социальных проблем посредством роста внешнеполитической агрессивности и проведения победоносных военных кампаний. В ситуации с последними президентскими выборами ситуация оказалась более запутанной.

Приход в Белый Дом Дональда Трампа сопровождался его громкими заявлениями о пересмотре акцентов американской внешней политики, к чему, впрочем, были весомые предпосылки. В частности, он заявлял, что США надорвались в бесчисленных войнах на Ближнем Востоке, потратив астрономическую сумму в $6 трлн. вместо инвестирования в национальную инфраструктуру.

Американская элита, не согласная с результатами выборов, сначала пыталась представить Трампа нелегитимным президентом, используя медийные вбросы о его связях с Россией. В результате Россия стала инструментом жесткой внутриполитической борьбы, что не могло не отразиться на российско-американских отношениях. Трамп же, пытаясь снять с себя «ярлык кремлевского агента и путинского ставленника», был вынужден не только ужесточить свою риторику в отношении Москвы, но и, стремясь найти поддержку в Конгрессе, освободиться от почти всего первоначального состава своей администрации, а также от значительной части предвыборных обещаний.

Массированное давление неоконсерваторов на Дональда Трампа привело к серьезным кадровым изменениям в американской администрации. Прежде всего, отметим приход в нее известного «ястреба», неокона из Американского института предпринимательства Джона Болтона. Появление его в Белом Доме не было одномоментным и случайным. С начала правления Трампа его кандидатура рассматривалась в качестве госсекретаря, а позднее и советника по национальной безопасности. Впоследствии она была отклонена из-за его чрезвычайно «ястребиной» позиции. Для продвижения своих людей во властные структуры Джон Болтон даже создал собственную организацию John Bolton PAC, вдохновленную принципом Рональда Рейгана «Мир через силу». В его команду входили Джон Маккейн, Лиз Чейни (дочь Дика Чейни), Марк Рубио. Предвыборный слоган Рубио – «A New American Century» – напоминает «A Project for a new American century», созданный Вильямом Кристолом и Робертом Каганом еще во время администрации Джорджа Буша-младшего для оправдания американского гегемонизма.

Стоит отметить, что отношение Болтона к Трампу с самого начала было более благосклонным, чем у других представителей течения, что, скорее всего, объясняется надеждой занять пост в администрации. Действительно, Советник по национальной безопасности президента США Майкл Флинн был замещен центристом Гербертом Макмастером, а теперь и Джоном Болтоном – убежденным неоконсерватором. Сегодня деятельность организации John Bolton PAC приостановлена, поскольку ее создатель перешел на госслужбу. Любопытно объявление о приостановке организации. В нем подчеркивается гордость за успешное «продвижение многих неоконсервативных лидеров в администрацию», сделавших политику по обеспечению национальной безопасности приоритетной.

Влияние неоконов на Трампа проявилось и в появлении других их представителей во властных коридорах Белого Дома. Так, в Совет национальной безопасности (СНБ) после ухода из него Майкла Флинна, стремившегося улучшить отношения с Россией, пришла Фиона Хилл. Будучи специалистом по истории России в Брукингском институте (директор – Строуб Тэлботт) и проработавшая в разведке несколько лет, она получила известность не столько за счет критики российской власти в книге «Шесть масок Владимира Путина», а работой «Сибирское проклятие», в которой менее эмоционально и более сдержанно, чем Збигнев Бжезинский, обосновала необходимость расчленить Россию за счет отказа от Сибири в силу «убыточности» последней. Другим важным действием Дональда Трампа стало назначение на должность госсекретаря Майка Помпео – вместо ушедшего в отставку Рекса Тиллерсона. До прихода в администрацию Помпео не занимался политической деятельностью, за исключением должности директора ЦРУ. Важно отметить, что Майк Помпео принадлежит к так называемой «чайной партии» – одному из правых и консервативных флангов республиканцев. Среди близких к партии деятелей следует назвать и вышеупомянутого неокона Марка Рубио.

Таким образом, можно констатировать, что к началу 2019 г. наиболее значимые государственные посты в администрации Дональда Трампа занимают представители агрессивной неоконсервативной элиты, которая в начале 2000-х гг. активно реализовывала идеологию мировой гегемонии США.

Господство неоконсервативного истеблишмента проявляется и в том, что именно он оказывает решающее воздействие на американский Конгресс, под давлением которого Трамп вынужден был избавиться от Майкла Флинна, Стива Бэннона, Рекса Тиллерсона, которые рассматривали возможность диалога с Россией в отдельных сферах.

Фактором, влияющим на внешнюю политику Трампа, является мощное воздействие неоконсервативных «мозговых центров», которые в значительной мере способствовали подбору кадров для нынешней администрации. В авангарде таковых, безусловно, главное место занимает Американский институт предпринимательства (AEI), который был и является главным прибежищем неоконов. Среди его исследователей, почетных членов, председателей мы можем встретить такие персоны, как Леон Арон, Джон Болтон, Линн Чейни, Джон Голберг, Фредерик Каган, Гэри Шмитт, Пол Вулфовиц и др.

Весьма любопытен с этой точки зрения и Атлантический совет, директором которого с 2011 г. был Джон Хантсман, нынешний посол США в России. В его состав входят «корифеи» неоконсерватизма: Залмай Халилзад, Роберт Гейтс, Кондолиза Райс, Джеймс Вулси. По мнению исследователя Дaниэля Р. Депетриса из National Interest, с 2011 г. совет превратился в бастион неоконсерватизма.

Атлантический совет продолжает старую традицию неоконов организовывать встречи с российскими оппозиционерами. Пример тому – недавний прием Владимира Кара-Мурзы.

В последнее время можно наблюдать возрастающую роль влиятельного республиканского центра – Heritage Foundation, который не является неоконсервативной организацией и подвержен скорее принципам Realpolitik, чем внешнеполитическому идеализму неоконсерваторов.

Взгляды кадрового состава современного истеблишмента со всей определенностью позволяют говорить об их существенном воздействии на фундаментальные принципы и ценности внешнеполитического курса США, который в значительной мере унаследовал неоконсервативную внешнеполитическую модель с ее акцентами на сохранение мирового господства, широкое использование силовых инструментов, насильственное насаждение проамериканских элит, идеологизированность внешней политики, отстаивание интересов Израиля. Повсеместное господство в элите неоконов позволяет прогнозировать в отношении России устойчиво агрессивного курса, что в определенной мере подтверждается и фундаментальными изменениями в американской внешнеполитической стратегии.

Естественно задаться вопросом о характере американской внешней политики в отношении России.

Очевидно, что возможности, которыми располагали США при неоконсервативных администрациях Джорджа Буша-мл. и отчасти Барака Обамы, значительно уменьшились. США оказались не в состоянии обеспечить себе не только мировое доминирование, но и лидерство. Стремление к глобальному доминированию в начале 2000-х гг. серьезно сказалось на экономических возможностях. Вполне закономерно, что в ходе подготовки к президентским выборам 2017 г. на первый план вышли внутренние социальные вопросы. Опрос общественного мнения в июле 2017 г. выявил, что почти половина американцев согласилась с утверждением, что Соединенным Штатам нужно «обращать меньше внимания на проблемы за рубежом и больше сосредоточиваться на внутренних проблемах».

Дональд Трамп, идя навстречу пожеланиям своих избирателей, заявил о необходимости своеобразной «экономии сил», предполагавшей отказ от глобальной миссии США в отдельных регионах. Он потребовал от союзников по НАТО нарастить военные бюджеты, т.е. попытался пересмотреть вопрос о глобальной ответственности США за весь Запад. Однако уход Америки в самоизоляцию все-таки вряд ли возможен. Скорее Трамп, не отказываясь от неоконсервативных констант во внешней политике, использует элементы политического реализма, взаимовыгодного торга, где это уместно. «Значит ли это, что Соединенные Штаты просто передают ключи от альтернативной архитектуры таким выскочкам, как Китай и Россия? Совершенно нет. Но это означает, что Соединенным Штатам нужно перестать смотреть на мир через линзы «игры с нулевой суммой», когда дело доходит до претензий иностранных держав на больший вес в мировых институтах. Вместо этого нам следует быть уверенными в том, что мы сможем договориться о новом устройстве, при котором наши интересы будут защищены, но и интересы других стран будут также учтены. Это означает, что нужно провести четкие красные линии, ясно обозначив, с чем мы готовы согласиться, а что мы никогда не примем и не потерпим», – отмечают американские аналитики из Foreign Affairs.

Схожую позицию занимает неоконсервативный эксперт Майкл Линд. Характеризуя ситуацию, сложившуюся в современном мире, как вторую «холодную войну», он обоснованно заявляет, что США оказываются не в состоянии выиграть в этой войне, выдвигая в отношении своих оппонентов – КНР и России, нереалистичные цели. Майкл Линд, будучи неоконсерватором, подвергает сомнению сам неоконсервативный тезис об идеологическом противоборстве между либеральным капитализмом и национализмом.

Ведущие американские эксперты тем не менее настаивают на сохранении единства Запада перед странами-ревизионистами. Главная цель США состоит в объединении союзников перед угрозой КНР и России. Среди рекомендаций экспертов Университета Джона Хопкинса и Центра анализа европейской политики стоит задача обеспечения полной поддержки противостоящим странамревизионистам союзникам США в каждом ключевом регионе. К ним относятся Польша, Япония, Южная Корея, страны Балтии, Филиппины, государства Персидского залива. Высказанные таким образом позиции говорят о поиске способов американского ответа глобальным вызовам, о стремлении сохранить американскую гегемонию посредством различных военно-политических усилий.

По существу, высказанные точки зрения говорят о глубокой и масштабной дискуссии в американском экспертном сообществе, посвященной контурам нового мирового порядка. «Острые разногласия между демократами и республиканцами по поводу внешней политики, проявившиеся еще в 1990-е гг. и с тех пор усиливавшиеся, касались в основном методов внешней политики, но не ее философии, не затрагивали указанные основы глобальной стратегии США. Теперь же под вопрос попали и они. Дональд Трамп впервые с 1945 г. развел и даже противопоставил понятия, считавшиеся последние 70 лет неразделимыми: глобальное лидерство (вовлеченность) и величие (экономическое благополучие, политическое уважение и военное первенство) Америки, открыто заявил о том, что глобальные обязательства США и их национальные интересы не всегда совпадают, и что приоритет должен отдаваться последним – даже если это осуществляется в ущерб производству так называемых «глобальных благ», – отмечает российский эксперт по международным отношениям Дмитрий Суслов.

Характер этой дискуссии показывает, что реализация неоконсервативной парадигмы американской политики оказывается нереализуемой в принципе. Даже неоконсервативные эксперты сегодня ставят вопрос о границах взаимодействия США и России, о «красных линиях» и соответственно о диалоге.

Нестабильность, неопределенность американской внешней политики, обусловленная новым глобальным контекстом формирования современной архитектуры мира, поиском (подчас хаотичным) новой внешнеполитической концепции, реалистично оценивающей мировые вызовы, наиболее драматично проявляются в подходе к проблеме стратегической стабильности.

В основе новой Стратегии национальной безопасности США, принятой в декабре 2017 г., положен принцип силы. Показательно название третьей главы: «Сохранить мир посредством силы», отсылающее нас к мировоззренческим ориентирам апогея неоконсерватизма – рейганизму с его манихейским разделением мира на добро и зло.

В Стратегии отмечается, что ключевая идея, пронизывающая историю, является проверка силы. И нынешний этап не является исключением. Среди стран, бросающих вызов США, авторы называют страны-ревизионисты – Китай и Россию. Разработчики стратегии приравнивают их к странам-изгоям Ирану и Северной Корее, а также к транснациональным террористическим группам. Разработчики документа подчеркивают, что «Россия стремится ослабить влияние США в мире», вбить клин в отношения Америки с союзниками в Европе. Развивая ядерное оружие, Россия является «экзистенциальной угрозой» для США. «Сочетание российских амбиций и растущий военный потенциал создает нестабильность на границах в Евразии, где нарастает опасность конфликтов».

Отражением конфронтационного характера Стратегии является беспрецедентный военный бюджет США, достигший при Дональде Трампе $717 млрд. Такая тенденция укладывается в американское видение мира. Элиот Коэн, один из ведущих неоконсервативных политологов США, предлагает еще существеннее увеличивать военный бюджет. Так, США тратили на оборону около 10% в начале «холодной войны», а в 1980-е гг. – около 8% ВВП. Такие расходы никак не сказывались на жизненном уровне американцев, напротив – они процветали. Некоторые эксперты не без основания прогнозируют дальнейшее наращивание военных расходов до $1 трлн., позволяющее поддерживать американское военное превосходство.

Особый интерес в этой связи имеет недавно принятая Стратегия США в области ядерного строительства. Следует напомнить, что при предыдущих администрациях Вашингтон делал ставку на развитие высокоточных неядерных сил. Военные намеревались использовать стратегическое преимущество США в высокоточном оружии, арсеналы которого весьма велики, и предлагали РФ решительно сократить ядерные потенциалы. Так, в Стратегии применения ядерного оружия 2013 г. отмечалось, что США могут обеспечить свою безопасность при сокращении арсенала развернутых боезарядов примерно на треть – на 500 единиц.

В «Обзоре ядерной политики» 2018 г. подчеркивается, что предыдущий обзор 2010 г. составлялся в «более благоприятных условиях». Авторы новой редакции отмечают, что ядерные силы как средство сдерживания «незаменимы и будут оставаться таковыми в обозримом будущем. Неядерные вооружения также имеют огромное значение в качестве средства сдерживания, однако они не обладают сопоставимой силой устрашения, о чем свидетельствует тот факт, что в прошлом, до появления средств ядерного сдерживания, обычные вооружения неоднократно оказывались неспособными предотвратить войны с участием великих держав, что имело катастрофические последствия».

Среди актуальных задач новой Стратегии – модернизация ядерной триады США. Среди приоритетов – модернизация ПЛАРБ. «В рамках программы Columbia будут введены в строй минимум 12 ПЛАРБ, которые заменят существующие подлодки класса Ohio и предназначены для обеспечения необходимого сдерживания на протяжении десятилетий. В 2029 г. начнется замена ракет Minuteman III. Эта программа GBSD предусматривает также модернизацию 450 пусковых установок для МБР, что обеспечит развертывание 400 МБР. Начато создание бомбардировщика следующего поколения, B-21 Raider. В рамках этой программы предусмотрены усиление и последующая замена элементов обычных и способных нести ядерное оружие бомбардировщиков начиная с середины 2020-х гг.

Настораживает факт перевооружения ядерным оружием тактической авиации, что понижает порог применения ядерного оружия. «Существующие нестратегические ядерные силы состоят исключительно из небольшого количества бомб свободного падения В61, которыми оснащены истребители-бомбардировщики F-15E и самолеты двойного назначения союзников (DCA). В Соединенных Штатах планируется замена стареющих DCA способными нести ядерное оружие многоцелевыми истребителями F-35 передового развертывания».

По мнению авторов «Обзора», повысить гибкость и многообразие ядерного потенциала США, в том числе допустив возможность использования ядерного оружия малой мощности, важно для сохранения способности предотвратить агрессию в масштабах региона. Это поднимет «ядерный порог» и будет способствовать тому, что потенциальные противники осознают невозможность получения преимущества за счет ограниченной ядерной эскалации, что, в свою очередь, снизит вероятность применения ядерного оружия. Руководствуясь этими соображениями, американские планировщики стремятся сохранять и при необходимости расширять возможности для передового развертывания ядерных бомбардировщиков и DCA во всем мире. США намерены модернизировать DCA, заменив их истребителями F-35, способными нести ядерное оружие».

Показательно, что обоснование своих действий Вашингтон связывает с агрессивностью Москвы и стремлением ее «обладать большим количеством и разнообразием нестратегических ядерных средств, что обеспечивает превосходство в кризисной ситуации или в условиях более ограниченного конфликта». Фактически, США обвиняют Москву в том, в чем повинны сами. Ведь Вашингтон имеет гораздо большее превосходство в крылатых ракетах, нежели Россия.

Анализ американской внешней политики как вызова национальной безопасности России позволяет заключить, что в политическом истеблишменте США возобладали неоконсервативные силы, определявшие внешнюю политику страны еще в период «однополярного мира», когда США выступали в качестве мирового гегемона. Под давлением Конгресса, мозговых неоконсервативных центров, таких как Американский институт предпринимательства (АEI), «Атлантического совета» и других, на ведущие государственные должности назначены лица, так или иначе связанные с неоконсервативной частью политического истеблишмента: Джон Болтон, Фиона Хилл, Майк Помпео, Марк Рубио и др. Это обстоятельство объясняет возвращение Дональда Трампа к «традиционной модели» поведения на международной арене. В то же время осознание ограниченности ресурсов США по управлению мировым порядком, дальнейшее усиление «стран-ревизионистов» в лице Китая и России побуждают к созданию новой внешнеполитической концепции, о чем свидетельствует идущая дискуссия в американском экспертном сообществе о ее задачах и приоритетах. Осознание невозможности остановить процессы изменения глобальной архитектуры мира побуждает американскую элиту к модификации внешней политики. Отдавая дань неоконсервативному идеализму, Трамп вынужден будет усиливать прагматические, реалистические элементы в своем внешнем курсе, что на практике будет означать сочетание конфронтации с поиском компромиссов в отношениях с Россией. «В обозримом будущем американо-российские отношения будут хрупкими и неустойчивыми. Сотрудничество по многосторонним вопросам, представляющим взаимный интерес, может продолжиться, однако ожидать двустороннего партнерства между Россией и США не приходится», – отмечает в своей книге Анджела Стент, служившая советником по России в администрациях Билла Клинтона и Джорджа Буша-мл.

Критически важной для американо-российских отношений будет оставаться проблема сохранения стратегической стабильности. Приоритетом США остается поддержание подавляющего военного превосходства над любым противником. Новым акцентом современной ситуации в этом вопросе является модернизация ядерных сил. Поиск диалога между двумя странами в этой сфере станет императивом международной стабильности.

Константин Владимирович БЛОХИН – ведущий научный сотрудник Центра исследования проблем безопасности РАН, кандидат исторических наук, политолог, американист