Массовые народные выступления в Иране кое-кто в США поначалу посчитал началом «Персидской весны» и прологом к краху режима, однако предсказатели несколько поторопились. Протесты, конечно, стали следствием серьезных проблем Исламской Республики, но до уровня Евромайдана они не дотягивали. По целому ряду причин.

Во-первых, за их инициацией стояли не антирежимные, а антиправительственные силы – а в Иране это не одно и то же. В стране существует некое противостояние между условными консерваторами и технократами. К первым относится часть духовенства и Корпус Стражей Исламской революции (фактическая армия), которые заинтересованы в сохранении конфликта с Западом (естественно, на безопасном для существования ИРИ уровне), закрытости иранской экономики (благодаря контролям над серыми схемами экспорта-импорта генералы КСИР зарабатывают очень, очень неплохие деньги) и закручивании гаек во внутренней политике.

Им противостоят технократы, ярким представителем которых является президент Хасан Роухани. Они ориентируются на иранский бизнес и, соответственно, продвигают идеи рыночных реформ, интеграции в мировую экономику и прекращения конфликта с Западом. Однако – и это важно – технократы не являются «либералами» в российском понимании этого слова. То есть в их программе нет ни пункта об отказе от Исламской Республики (наднациональной идеи, сплачивающий многочисленные народы Ирана в единое государство), ни положений о сдаче суверенитета ради нормализации отношений с США (то есть отказа от ядерной программы). Фактически они выступают лишь за модернизацию Исламской Республики.

Несмотря на то что к лагерю консерваторов принадлежит реальный глава Ирана – духовный лидер (в ИРИ этот титул называется «рахбар») Али Хаменеи, а самый уважаемый и влиятельный реформист Али Акбар Хашеми Рафсанджани (бывший в свое время правой рукой основателя Исламской Республики Рухоллы Хомейни) ушел в мир иной в январе 2017 г., реформисты обладали реальной силой и проводили в жизнь свои планы. Так, Хасан Роухани (который весной 2017 г. переизбрался на президентский пост) покусился на исламские фонды, контролируемые консерваторами. И большинство экспертов соглашаются с тем, что протест в Мешхеде (откуда все началось) был инициирован политическими противниками президента Роухани, которые накрутили тамошнее население. Дали понять, что в резком росте цен на яйца виновата действующая власть в лице «либерального» президента и его министров.

Однако консерваторы не учли, что они зажигают спичку на бензоколонке. В воздухе иранских городов уже давно витали нотки протеста, причем не образованного городского населения против недостатка прав, свобод и честных выборов (как это было в 2009 г.), а низов против сложного экономического положения. По данным исследования, проведенного британской BBC, за последние 10 лет доходы иранцев сократились на 15%, а потребление хлеба, молока и мяса в стране уменьшилось на 30-50%. В МВФ подсчитали, что безработица в Иране в обозримом будущем будет сохраняться на уровне 12%, а среди молодежи (самого бунтующего сегмента общества) она уже составляет, по разным данным, от 25 до 30%. В конце же 2017 г. произошел очередной рост цен – бензин подорожал на 60%, а за ним выросла и стоимость продуктов питания. В том числе – яиц, из-за которых возмутились жители Мешхеда.

Ситуацию осложнило то, что экономические сложности возникли на фоне снижения авторитета иранских элит. Которые, по мнению части населения, живут слишком хорошо, мешают развиваться бизнесу, навязывают людям логику «осажденной крепости» и тратят деньги не на иранское общество, а на внешнеполитические авантюры (по некоторым данным, Иран ежегодно выделяет Сирии около $6 млрд., а скорее всего в разы больше). То есть из-за такого имиджа элит у молодого поколения попросту исчезла сопричастность к идеалам Исламской Республики – холодильник в Иране фактически одержал победу над мечетью. И люди вышли на улицы, причем в какой-то момент их экономические лозунги сменились на политические – из серии «муллы, освободите нашу страну».

Конечно, Запад и монархии Персидского залива сделали все возможное, чтобы раскрутить этот протест. Поскольку протестующие общались между собой через соцсети, и прежде всего мессенджер Telegram (количество людей, живущих вне пределов столицы и пользующихся смартфонами, увеличилось с 2009 г. в десятки раз), внешние силы попытались вбрасывать свою информацию. «На основе нашего анализа около 27% новых хэштегов, направленных против Ирана, разработаны саудовским правительством», – заявил секретарь Высшего совета национальной безопасности Исламской Республики Али Шамхани. В целом же, по данным некоторых экспертов, из-за рубежа была вброшена большая часть таких хэштегов.

Впрочем, контроля за соцсетями оказалось недостаточно для того, чтобы разжечь иранский «майдан». И дело даже не в том, что иранцы быстро заблокировали Telegram (из-за чего пострадал и автор статьи, застрявший в тегеранском аэропорту без онлайн связи со своими иранскими встречающими). Протест (в котором, по словам командующего КСИР Мохаммада Али Джаафари, приняло участи порядка 15 тысяч человек по всей стране) не имел ни четкой структуры, ни единого руководства, и достаточно быстро сошел на нет – свидетельством чего стало восстановление властями доступа к Telegram. Однако даром он все-таки не прошел. Как абсолютно верно пишет журнал Atlantic, иранские элиты «не смогут избежать широких дискуссий о будущем иранской экономики и политической системы – дискуссий, которые запустили эти протесты».

И теперь главное то, кто сможет лучше использовать последствия этого протеста в своих целях: консерваторы, технократы или внешние враги Ирана?

Консерваторы, конечно, оконфузились – затевая локальную провокацию в Мешхеде они не рассчитывали на то, что лозунги «долой Роухани» дополнятся призывами «долой и Хаменеи вместе с ним». И за этот конфуз кое-кто из консерваторов уже получил взыскания по партийной линии. Однако это не значит, что противники Роухани не смогут извлечь определенную пользу из сложившейся ситуации. Они могут продавливать идею о том, что сочетание объективных экономических сложностей (в которых, по их мнению, целиком и полностью виноват Запад), технических возможностей для внутренней коммуникации и либерализация общественной жизни, ставшая следствием рыночных реформ президента Роухани, создает внутреннюю угрозу для Исламской Республики. Да, сейчас протесты не были системными, однако ни для кого не секрет, что определенные и весьма влиятельные силы на Западе продвигают идею смены режима в Иране посредством «Персидской весны», и нет никаких гарантий того, что в следующий раз они как следует не подготовят эти протесты, не сделают их эффективными. Единственный способ защитить Исламскую Республику, по мнению консерваторов, – это закрутить гайки и укрепить иранскую «осажденную крепость», а также отказаться от любых реформ, которые могут дестабилизировать ситуацию в стране, а также лишить их контроля над финансовыми потоками.

Однако президент Роухани будет продвигать иную точку зрения. Убеждать элиты в том, что протесты «дают возможность взглянуть на существующие проблемы» и что отрицание реальной причины этой проблемы не поможет ее решению. Поэтому он сразу заявил о том, что иранский народ имеет полное право на протестные действия, но только такие, чтобы «по итогам этих действий произошло улучшение положения в стране, а также качества жизни людей».

Собственно, сейчас Хасан Роухани будет предлагать рахбару не закручивать гайки, а системно решать проблемы, ставшие причиной нынешних и потенциальных будущих выступлений. В частности, усилить борьбу с безработицей, от которой появляются «почти все проблемы в обществе: наркотики, семейные конфликты». Для чего, естественно, нужно проводить серьезные экономические реформы, наращивать объемы внутреннего производства и серьезно облегчить жизнь бизнесменов. А значит лишить тот же КСИР и духовенство части контролируемой ими серой экономики.

Что же касается внешних врагов Ирана, то они используют пусть и затухшие протесты как еще одно свидетельство репрессивного характера иранского режима. Сами эти события уже оказались подчинены логике информационной войны, со всеми ее фейковыми составляющими. Так, основываясь на данных Национального совета сопротивления Ирана (оппозиционной группировки, базирующейся в Европе), западные СМИ пишут о как минимум 50 убитых и более чем 8 тысячах арестованных, среди которых по крайней мере пятеро погибли после применения пыток. «Власти должны немедленно начать независимое, беспристрастное и прозрачное расследование произошедшего, включая проведение вскрытия тел погибших независимыми экспертами», – говорит замдиректора по региону Ближнего Востока организации Amnesty International Магдалена Муграби. Fox News передавал сообщения протестующих (не раскрывая их местонахождение), призывавших Америку и Трампа не бросать их и «ввести серьезные санкции против режима». Собственно, Трамп и не бросил – он восставших поддержал. «Великий иранский народ угнетался многие годы. Они голодны и жаждут свободы. Богатство Ирана расхищается, как и гражданские свободы. Настало время перемен!» – твитнул хозяин Белого дома. С аналогичными по тону заявлениями выступил вице-президент Майк Пенс и другие высокопоставленные лица США.

Конечно, умные люди объясняли американским политикам, что публичная поддержка со стороны Америки протестующих против социально-экономических условий иранцев (особенно в формулировках «эти бравые парни выступают за смену жестокого и мракобесного иранского режима») этим протестующим отнюдь не помогает. А скорее наоборот дискредитирует. Однако американским лидерам это было без разницы, поскольку их цель – не поддержать простых иранцев, а найти еще один способ для давления на Тегеран и оправдания готовящегося разрыва иранской ядерной сделки, что станет крупнейшей ошибкой США на иранском направлении.

Ядерная сделка (официальное название – «Совместный всеобъемлющий план действий», СВПД) была подписана Ираном, США, Россией, Китаем, Францией, Великобританией, Германией и Евросоюзом в июле 2015 г. Важность ее определялась несколькими моментами. Во-первых, она позволяла снять все вопросы относительно потенциальной программы Тегерана по созданию ядерного оружия. По условиям соглашения, Тегеран обязался в течение 15 лет не обогащать уран выше, чем на 3,67% (достаточный порог для исследований и медицинских целей, но недостаточный для бомбы). При этом максимальный возможный запас такого урана на те же 15 лет был снижен до 300 килограммов. Весь остальной запас высокообогащенного или низкообогащенного урана был вывезен из страны. Также Тегеран обязался в течение 15 лет не строить новых ядерных объектов по обогащению, и 10 лет использовать для обогащения лишь 5 тыс. центрифуг – четверть из имеющихся в стране. Наконец, вся мирная ядерная программа ставилась под жесточайший контроль со стороны МАГАТЭ.

Во-вторых, сделка давала определенную платформу для нормализации отношений между Ираном и Западом. Предполагалось, что интеграция Ирана в мировую экономику (а в обмен на ограничение иранской ядерной программы США и Европа обязались снять с Тегерана санкции) сделает Иран более предсказуемым партнером и позволит обеспечить модус вивенди между ним и коллективным Западом. А масштабное торгово-экономическое сотрудничество приведет к тому, что иранцы больше не будут ощущать себя в осажденной крепости и не станут избирать президента, угрожающего превратить Израиль в море огня.

Наконец, в-третьих, сделка становилась важнейшим прецедентом в области нераспространения. Она показывала, что вопрос с созданием ядерного оружия можно решить договорным путем, без войн и угроз. Для этого всего-то нужно сосредоточиться только на ядерном вопросе, относиться с уважением к партнерам, их правам и интересам.

Однако администрация Трампа посчитала, что сделка была ключевой ошибкой администрации Обамы. Как и попытка найти модус вивенди с «режимом Аятолл», приведшая к тому, что США недооценили исходящую от Тегерана конвенциональную опасность. «В 2014 году транснациональной силой, представлявшей из себя самую большую опасность на Ближнем Востоке, было не «Исламское государство» (организация, запрещенная в РФ – прим. редакции), а КСИР со своими сателлитами», – пишет американское издание The Hill. «Иранский режим – ведущий государственный спонсор терроризма в мире. Он позволяет «Хезболле», ХАМАС и многим другим террористам сеять хаос и убивать невинных. Профинансировал, вооружил и обучил более 100 тысяч боевиков, которые разрушают Ближний Восток», – заявляет Трамп.

Тегеран выигрывает в Сирии, Йемене, взял под контроль Ирак. А американцы из-за заключенного соглашения лишились ключевого инструмента давления на него и повода давить ИРИ санкциями – ведь, согласно всем отчетам МАГАТЭ, Иран полностью выполняет условия ядерного соглашения.

Именно поэтому администрация Трампа и десакрализировала сделку. «Ущербная ядерная сделка более не является стержнем нашей политики в отношение Ирана. Мы теперь противостоим всем угрозам, исходящим из этой страны», – отметил Рекс Тиллерсон. После этого Трамп 12 января официально заявил о том, что сделка должна быть «исправлена».

Во-первых, американский президент требует, чтобы в сделке была прописана возможность «международным инспекторам совершать любые инспекции по требованию на любые объекты». Сегодня, напомним, только МАГАТЭ имеет право проводить такие инспекции только на иранские ядерные объекты. Требование позволить визиты непонятно кого на иранские военные базы и склады воспринимается Тегераном (да и вообще любыми вменяемыми людьми) как стремление получить данные об обороноспособности ИРИ и возможностях для саботажа.

Во-вторых, Трамп требует убрать из соглашения временные ограничения на развитие иранской ядерной программы. В частности, на строительство новых объектов, степень обогащения и т.п. Таким образом, по мнению американского президента, мир получит гарантии того, что Иран «никогда даже близко не подберется к созданию ядерного оружия».

Проблема в том, что это требование Трампа противоречит самому ДНЯО. В договоре прописано, что страны не должны создавать ядерное оружие, однако имеют полное право беспрепятственно развивать мирную ядерную программу. Готовность Ирана взять на себя временные ограничения объяснялась стремлением пойти навстречу мировому сообществу с его опасениями, однако Тегеран принципиально не готов ни к какой перманентной дискриминации. Более того, сама попытка ввести такого рода дискриминацию «потому, что у государства плохие отношения с США», приведет к подрыву самих основ ДНЯО.

Наконец, в-третьих, Трамп хочет увязать ракетную и ядерную программы Ирана и прописать в законе жесткие санкции за ракетные испытания. «Обама сквозь пальцы смотрел за тем, как Иран строит и испытывает опасные ракеты, как экспортирует террор. Он фактически оказал услугу иранскому режиму ради того, чтобы провести ужасную и неполноценную ядерную сделку с Ираном», – заявил нынешний хозяин Белого дома.

Отчасти американский президент, конечно, прав. Обама действительно не стал привязывать к сделке ракетный вопрос, права человека и даже экспансию Ирана в регионе. Просто потому, что такие привязки (как верно отметил замминистра иностранных дел ИРИ Аббас Аракчи) серьезно бы усложнили переговорный процесс и сделали бы невозможной достижения сделки. Что же касается параллельных вопросов, то ряд экспертов надеялись на то, что после успешной имплементации ядерного соглашения к другим вопросам можно будет всегда вернуться. Да, конечно, рахбар Али Хаменеи публично опроверг их надежды, заявив, что сотрудничество с Западом не выйдет за рамки ядерного вопроса. Однако у президента Роухани было иное мнение, да и исторический опыт показывает, что чем больше нормализуются отношения между странами, тем больше они могут конструктивно обсуждать. Возможно, кому-то такой подход покажется чересчур оптимистичным, однако вменяемой альтернативы в любом случае не было.

В целом на пересмотр сделки хозяином Белого дома отведено четыре месяца, при этом Трамп заявил, что если он посчитает пересмотр невозможным, то выйдет из сделки немедленно. Однако уже сейчас очевидно, что никакого исправления не будет. Даже если Трамп продавит Конгресс (а демократы категорически против разрыва или исправления соглашения), даже если сумеет убедить в этом европейских партнеров (которые заключили с Ираном многомиллиардные контракты и очень не хотели бы их лишаться из-за экстерриториального характера американских санкций), то против любого пересмотра выступает сам Иран. И ирония в том, что Трамп даже не будет пытаться переубеждать Тегеран – американский президент заявил, что вести переговоры он будет только с Конгрессом и европейскими союзниками.

В этой ситуации дальнейшая судьба сделки (которая, напомним, не двусторонняя, а многосторонняя) зависит от европейцев. «Если они смогут убедить Иран, что сделка будет сохранена без США, что они смогут защитить собственные компании от санкций за работу в Иране, то мы в ней можем остаться. Однако, честно говоря, я сомневаюсь, что нас можно будет в этом убедить», – говорит заместитель министра иностранных дел ИРИ Аббас Аракчи. И фактически ЕС сейчас находится перед выбором – либо в очередной раз подчиниться американцам, либо выступить в защиту собственных интересов. Проблема в том, что Трамп четко заявил о последствиях второго варианта. «Те, кто по любой причине не станут работать с нами, будут на стороне ядерных амбиций иранского режима, против народа Ирана и всех миролюбивых наций мира», – отметил он. То есть против США.

Естественно, Москве очень хотелось бы, чтобы Европа выбрала второй вариант. И не только потому, что это позволит сохранить ядерную сделку. Чем больше у Евросоюза будет готовности отстаивать свой суверенитет, чем больше будет готовности защищать собственные экономические интересы от американских посягательств, тем быстрее пойдет нормализация российско-европейских отношений и ближе будет завершение санкционной войны. Не нужной ни Москве, ни Брюсселю. А американцам будет полезно узнать каково это – быть в международной изоляции. Авось протрезвеют.

Геворг Валерьевич МИРЗАЯН – доцент департамента политологии Финансового университета при правительстве РФ

Статья написана при поддержке гранта РФФИ «Лоббизм и санкции США и ЕС: сравнительный анализ», 2017-2019, №17-37-01001а2