Александр ВОРОНЦОВ

В качестве профессионального корееведа-международника автору приходится регулярно (один-два раза в год как минимум) бывать и в Северной, и в Южной Корее, беседовать, в том числе, с высокопоставленными дипломатами. В этой связи считаю более чем уместным поделиться все более тревожащей меня в последние месяцы мыслью. Ситуация вокруг Корейского полуострова системно нагнетается – это известно каждому. При этом то обстоятельство, что среди пишущих немало «наблюдателей», весьма условно представляющих себе корейские реалии, мало кого смущает.

Пхеньян в Вашингтоне давно уже назначен злодеем, а по известной логике «Карфаген должен быть разрушен». Но сейчас тревожит еще один фактор – такое же убеждение последовательно формируется и в ООН, прежде всего – в бюрократической структуре этой организации.

Рассматривая вновь и вновь спирали отработанных в последние годы сценариев устранения «плохих парней», понимаешь – а ведь все это уже было в 1950 г., когда именно ООН вопреки своему призванию стала официальном участником войны против Северной Кореи.

Да и в 1950 г., и в 2017 г. существуют серьезные причины (естественно, диаметрально противоположено трактуемые оппонентами) для нагнетания нового острого кризиса вокруг КНДР. Но, общаясь с широким кругом отечественных и зарубежных корееведов-профессионалов, могу утверждать, что не меня одного волнует новая попытка использовать международную организацию, образованную именно для того, чтобы быть главным гарантом справедливости и мира на земле, в целях реализации де-факто экономической блокады 25-миллионного населения КНДР – государства-члена ООН.

Что такое непроницаемое экономическое эмбарго в современном виде знают все, практически это – невооруженная форма войны.

Если привычка к такому избирательному наказанию тех государств, которые произвольно назначаются элитой ООН «плохими парнями», сохранится, не взбунтуется ли большинство рядовых членов Генеральной Ассамблеи, не поставят ли они весьма неприятные вопросы?

В настоящее время предпринимаются жесткие усилия для того, чтобы «непроницаемо» перекрыть национальную границу КНДР с соседями: КНР и РФ на суше и на море. Доходит до обсуждений призывов к Пекину остановить движение по главному железнодорожному мосту через пограничную реку Ялуцзянь и работу нефтепровода через границу, а Пентагон даже запросил у Конгресса США право на досмотр северокорейских торговых судов в портах других стран, включая Российскую Федерацию.

Наращиваются тотальные усилия по организации непроницаемой экономической блокады Пхеньяна со стороны многочисленных негосударственных и международных организаций, чтобы «наглухо» перекрыть национальную границу КНДР с КНР и РФ на суше и на море. Уже установлена в невидимых ранее масштабах слежка и досмотр всех торгово-экономических и финансовых сделок, которые северокорейские и китайские фирмы имеют или гипотетически способны осуществлять через третьи страны и партнерские компании. То есть де-факто по меньшей мере очень многие торговые организации Поднебесной уже находятся под лупой Финансового казначейства США. Что уж говорить о фирмах других стран.

Суть всей этой беспрецедентной активности – организовать жесткий санитарный кордон вокруг Пхеньяна с целью «не позволить ему далее угрожать оружием массового поражения, прежде всего ядерного, всему миру», поскольку военное решение проблемы в случае с КНДР на этот раз показалось Вашингтону невозможным в силу неизбежного и внушительного по масштабам вооруженного ответа со стороны северян.

Таким образом, государства, дирижирующие в ООН, мобилизуя весь аппарат и возможности, а главное – авторитет этой организации, пытаются сформировать режим тотального экономического эмбарго против государства-члена ООН, реальная вина которого заключается в том, что оно пытается отстоять свое право жить по самостоятельно избранному пути.

Если такой сценарий будет осуществлен, останется ли прежней сама Организация Объединенных Наций? Весьма вероятно – нет.

Вспомним, что уже довольно давно весьма авторитетными организациями и экспертами ведутся разговоры о необходимости глубокого реформирования самой ООН. Для этого, видимо, имеются достаточные основания. Но пока данные дискуссии осуществлялись преимущественно в спокойном академическом ключе.

В случае реализации плана введения тотального экономического эмбарго в отношении КНДР большинство государств-членов Генеральной Ассамблеи ООН, вероятно, решительно поставят вопрос о коренном переформатировании всей структуры организации и ее руководящих органов с принципиальным пересмотром их властных прерогатив и полномочий.

И тут встает следующий краеугольный вопрос.

Что будет с Россией и с другими постоянными членами Совета Безопасности в новой, радикально изменившейся ООН? В глазах большинства членов Генеральной Ассамблеи легитимность их существующих ныне лидирующих позиций будет подорвана, а постоянное право вето при голосовании в СБ ООН как России, так и других постоянных членов может просто остаться в истории. На фоне разворачивающихся кардинальных потрясений российская и международная дипломатическая, академическая и экспертная мысль не имеет права игнорировать эту возможную перспективу трансформации ООН, как и вообще формирования аналогичной новой международной организации.

Вернемся, однако, непосредственно к ситуации на Корейском полуострове. Продолжая игру на повышение ставок, к середине ноября 2017 г. США сосредоточили в регионе три авианосных ударных группы (во главе с атомными авианосцами «Рональд Рейган», «Нимиц» и «Теодор Рузвельт»). Однако в большую игру Дональда Трампа, который еще на майском саммите пытался выдвинуть по сути ультиматум лидеру КНР («вот вам 90 дней – если сами не усмирите северокорейского лидера, за дело возьмемся мы сами»), вторгся новый фактор, способный если не «испортить», то серьезно осложнить вашингтонские «задумки» в отношении КНДР.

В мае 2017 г. в Республике Корея был избран новый президент Мун Чже Ин, по сути способный стать антиподом предшествующему стопроцентно проамериканскому лидеру странны госпоже Пак Кын Хе. Чтобы понять, что на самом деле произошло 10 мая 2017 г., на наш взгляд, имеет смысл совершить краткий экскурс в историю РК.

До 1997 г. на юге Кореи правили жесткие антикоммунистические правительства (до 1993 г. – просто военные диктатуры, некоторые исследователи называли их авторитарными режимами). Все они видели в КНДР исключительно врага №1, к войне с которым постоянно готовились под эгидой и с помощью главного союзника – США. И вот в 1997 г. в стране происходит маленькое чудо – реальный сдвиг политической парадигмы. Победу на президентских выборах одерживает харизматический лидер оппозиции (несколько раз приговаривавшийся военными хунтами к смертной казни, выкрадывавшийся спецслужбами из Японии и т.д.), будущий лауреат Нобелевской премии мира Ким Дэ Чжун (срок президентства – 1998-2003 гг.). Он впервые начал говорить о Северной Корее не как о враге, а как о братском народе, который живет тяжело и которому надо помочь. Суть его философии – нам не нужно объединение Кореи сейчас (что в тех реалиях было возможно только через войну), нам не нужен ее коллапс, о чем с энтузиазмом твердили его предшественники, ожидавшие с нетерпением повторения слияния по германскому образцу, а нужно постепенное, но системное экономическое и политико-гуманитарное сближение, которое когда-нибудь в будущем приведет к мирному и добровольному объединению однородной гомогенной нации. Надо отметить, что похожие идеи, правда, конечно, совсем в иных терминах, уже давно выражались и на севере, прежде всего – лидером КНДР, автором концепции конфедеративной республики Корё Ким Ир Сеном.

Гораздо важнее слов и деклараций, как известно, практические дела. Две Кореи сумели на удивление быстро растопить накапливавшиеся десятилетиями вражды ледяные валы недоверия и перейти к практическому сближению. Уже 15 июня 2000 г. состоялся казавшийся еще за несколько месяцев до этого невозможным первый межкорейский саммит Ким Дэ Чжуна и Ким Чен Ира в Пхеньяне, запустивший и экономическое, и гуманитарное, и иное межкорейское сотрудничество. Эта политика президента Ким Дэ Чжуна получила название «Солнечного тепла» (по известной басне Эзопа).

Последовательным продолжателем этого курса, названного «политикой примирения и сотрудничества», стал его преемник на президентском посту – другая яркая фигура на политическом небосводе Южной Кореи Но Му Хён (2003-2008 гг.). Самыми выдающимися символами межкорейского сотрудничества того весьма продолжительного периода реального сближения стали регулярная серия встреч родственников разъединенных семей Севера и Юга, Кымганский туризм, в рамках которого более двух миллионов южнокорейцев посетили «алмазные» (названные так за свою необыкновенную красоту) священные для всех корейцев горы, расположенные к северу от границы (ДМЗ), и, конечно, созданный не без труда, но заработавший на всю мощь, крупный промышленный парк, где функционировали около 140 совместных предприятий Юга и Севера, работало более 50 тыс. северокорейских рабочих и около тысячи южнокорейских менеджеров. Этот индустриальный район успешно функционировал в исторически знаменитом городе Кэсон в КНДР, расположенном всего в 10 км от ДМЗ, с 2003 г. по февраль 2016 г., когда отстраненная ныне в результате импичмента президент РК Пак Кын Хе закрыла его по политическим мотивам.

А затем к власти в РК на 10 лет пришла право-консервативная партия «Сэнури», сначала под лидерством крупного бизнесмена Ли Мён Бака (2008-2013 гг.), затем мадам Пак Кын Хе (2013-2017 гг.), дочери харизматичного генерала Пак Чжон Хи (считающегося не без основания отцом «экономического чуда на берегах Хангана»). «Сэнури» развернула политику в отношении Севера на 180 градусов.

Межкорейское сотрудничество было объявлено большой ошибкой. Говорилось о том, что это была «игра в одни ворота – мы им экономическую помощь представили, а они вместо того, чтобы пойти по пути капитализма и капитуляции, стали развивать ракетно-ядерные программы, спутники в космос запускать и т.д.».

Одним словом, в последнее десятилетие при внешне благообразном риторическом оформлении был выбран курс в сторону ускоренной смены режима и ликвидации КНДР. Вопреки объективным данным о позитивном развитии гражданской экономики КНДР (а не только лишь ВПК) в Сеуле уверовали, что коллапс Пхеньяна – дело ближайших дней, и надо только покруче, а лучше еще и всем миром, закрутить гайки экономических санкций. Какие-либо переговоры при таком сценарии стали не нужными. В итоге на сегодня межкорейские отношения разрушены полностью и находятся практически на грани войны. И это – одна из многих острейших проблем, которую будет вынужден решать новый президент РК.

Что мы знаем о новом президенте РК? Мун Чже Ин человек с богатой историей политического деятеля. Еще в студенческие годы он участвовал в борьбе против диктатуры Пак Чжон Хи, а его административные и политические способности в полной мере раскрылись и сформировались при президенте РК Но Му Хёне, политическим секретарем, практически «правой рукой» которого он был долгие годы. Вместе с президентом он посещал КНДР, прошел школу партийно-организационной работы.

Да, после победы в 2008 г. представителей право-консервативной партии и до триумфа на апрельских 2016 г. общенациональных парламентских выборах левых сил Мун Чже Ин потерпел немало больших и малых поражений на различного рода местных федеральных выборах. Но несмотря на то, что даже некоторые однопартийцы поставили на нем «крест» как на неудачнике, он выстоял, проявил способность держать удар и в ходе последних президентских выборов набрал почти 42% голосов при том, что ближайший соперник из консервативного лагеря получил только 24%. Весьма уместна здесь русская поговорка «за одного битого двух небитых дают».

В настоящее время в корейском и международном экспертном сообществах ведется активная дискуссия о первоочередных шагах Мун Чже Ина.

Об одном очевидном направлении его усилий мы уже упомянули – это восстановление межкорейского сотрудничества и диалога с Пхеньяном.

Запрос общества, особенно решительно поддержавшей Мун Чже Ина группы избирателей, на решение этой неотложной задачи неоспорим. Безусловно, этот процесс начнется не сразу и не будет ровным, учитывая накопившийся груз взаимного недоверия и претензий. И, конечно, он будет запущен в обновленном виде.

Скорее всего, будет произведена инвентаризация взаимных предложений, которые звучат из Сеула и Пхеньяна. Напомним, в мае 2015 г. Пхеньян предлагал организовать диалог высокопоставленных военных представителей. Тогда же выдвигались крупные инициативы в сфере разоружения: обмен моратория на мораторий, т.е. отказ от тех видов военной деятельности, которые наиболее беспокоят противоположную сторону. Пхеньян предлагал со своей стороны ввести мораторий на проведение ракетно-ядерный испытаний взамен на отмену или хотя бы существенное сокращение масштабов ежегодных крупных американо-южнокорейских военных учений у границ КНДР. Сегодня найдутся, естественно, и другие сферы для серьезных обсуждений.

Многие в Корее уверены, что первоочередным шагом нового президента на межкорейском треке станет восстановление деятельности совместного промышленного района – Кэсонской экономической зоны (КЭЗ).

Труднейшим вопросом для Мун Чже Ина станет поиск общего языка с президентом США Дональдом Трампом. И на этом направлении предшественники постарались осложнить жизнь новому президенту по максимуму. Администрация Пак Кын Хе, приняв решение о размещении в Южной Корее под предлогом защиты от возрастающей северокорейской ракетной угрозы регионального сегмента глобальной системы ПРО США в виде комплексов ТНААD, способной перехватывать МБР на высоте до 100 км, но бессильной в случае ракетно-артиллерийского удара ВС КНДР по Сеулу, поставила свою страну в сложное и пикантное положение. Военные специалисты КНР и РФ в один голос утверждают, что данная противоракетная система, являясь интегральной частью американской ПРО, существенно ограничивает возможности ответного ракетного удара, прежде всего Китая и отчасти в перспективе – России. То есть этим шагом Сеул втянул себя в глобальную стратегическую конфронтацию по линии США–КНР–РФ, подставил свою территорию под возможный ответный удар великих держав.

Это обстоятельство прекрасно понимают не только многие представители широкой общественности Южной Кореи, но и серьезные военные аналитики Сеула. Поэтому не случайно, еще будучи независимым лидером оппозиции, Мун Чже Ин настаивал на том, что вопрос о размещении комплексов ТНААD требует независимого изучения на предмет их эффективности для обороны именно Южной Кореи от ракетной угрозы КНДР c опорой не только на информацию разведывательных источников США.

Еще пару лет назад, находясь в более независимом статусе лидера оппозиции, Мун Чже Ин высказывался в том духе, что, став президентом, он постарается разрушить многолетнюю традицию и совершить свой первый заграничный визит не в Вашингтон, а в Пхеньян. Однако чуда не случилось, и в июне 2017 г. он отправился в США на встречу с Дональдом Трампом.

Нельзя недооценивать того факта, что, став официальным претендентом на пост президента, он подвергся такому же мощному прессингу со стороны деморализованной, понесшей огромные имиджевые потери в результате импичмента «своего» президента, но по-прежнему финансово и организационно весьма спаянной и влиятельной бывшей правящей партии, как и Дональд Трамп в США. Правая оппозиция приложила максимум усилий, чтобы внедрить в сознание корейцев, что главный кандидат в президенты – человек крайне левых, почти коммунистических убеждений, что он чуть ли не «чучхеист» и ставленник Пхеньяна, призванный вольно или невольно реализовать просеверокорейскую программу объединения Кореи и т.д., коротко говоря – «Троянский конь» и «волк в овечьей шкуре», которого южанам надо опасаться больше, чем самих северокорейцев.

Но все рациональные политики и эксперты и в США, и в РК отчетливо понимают, что любой президент Южной Кореи – военно-политический союзник США. Обе страны связаны мириадами больших и малых военных соглашений, обязательств, деловыми и личными отношениями чиновников, военных.

Так что попытка сделать из Мун Чже Ина оппонента Дональду Трампу напоминает усилия влиятельных кругов американского истеблишмента представить самого нового президента США «агентом Кремля».

Возникают и иные аналогии. Акция с высылкой российских дипломатов из Вашингтона накануне ухода администрации Барака Обамы с целью максимально осложнить для Трампа восстановление двусторонних отношений с Москвой до определенной степени напомнила ситуацию в Сеуле, когда попавшая под процедуру импичмента уходящая власть приложила все усилия, чтобы, нарушая заранее установленные сроки, максимально ускорить размещение на территории страны комплексов ТНААD – чтобы сделать этот вопрос необратимым. При этом все южнокорейцы понимали и понимают, что появление ТНААD в их стране – могучий и долговременный раздражитель Пекина и мощная мина замедленного действия под двусторонними китайско-южнокорейскими отношениями, которые с точки зрения экономического значения давно и безальтернативно превзошли для южнокорейского бизнеса объем и ценность аналогичного сотрудничества с США.

За все сразу не возьмешься. Поэтому, на наш взгляд, Мун Чже Ину придется начинать с экстренного налаживания отношений с мировыми лидерами, способными не довести ситуацию на Корейском полуострове до крайности. А это прежде всего Дональд Трамп, Си Цзиньпин и Владимир Путин. Конечно, американский президент играет тут первую скрипку и максимально наращивает давление. Но сейчас в лице Мун Чже Ина он встретил не покорного единомышленника, как было с Пак Кын Хе, а, в известной мере, осторожного, но оппонента, думающего, как не довести дело в Корее до войны.

Весьма решительно проявляют свою волю и руководители соседних государств, кровно заинтересованных в сохранении мира и стабильности на Корейском полуострове. Владимир Путин сразу предложил посреднические услуги по поиску мирного и экономически наименее разрушительного выхода из сложившейся ситуации.

А традиционно дружественные российско-южнокорейские отношения при новой администрации в Сеуле получат, безусловно, дополнительные широкие возможности для развития в политике, экономике, культуре и в других сферах. Символом такого доброго начала может служить тот факт, что Мун Чже Ин принял решение направить в Москву своим специальным представителем друга России, бывшего мэра крупнейшего города-порта Инчхона Сон Ён Гиля, который много сделал для установления памятника погибшим морякам крейсера «Варяг» – ведь именно на рейде этого города, тогда называвшегося Чемульпо, принял свой последний бой знаменитый корабль.

Александр Валентинович ВОРОНЦОВ – кандидат исторических наук, заведующий отделом Кореи и Монголии Института РАН, доцент кафедры востоковедения МГИМО (Университета) МИД России