Андрей ФЕСЮН

Подобный расклад устраивал и США, но лишь до тех пор, пока не изменилась ситуация в мире, когда процесс глобализации привел к последствиям, непредусмотренным теми, кто этот процесс начинал. Наступили другие времена, на смену «империи зла» пришел «друг Борис», который вместе со своим окружением вел Россию в нужном направлении, но за которым появился неуправляемый Путин. Он не просто перестал слушаться, но даже принялся осуществлять собственную международную политику, противоречившую планам Вашингтона, и его никак не удавалось усмирить.

Китай, который с конца 1970-х гг. исправно функционировал как фабрика дешевой рабочей силы, вдруг вырос в самого настоящего дракона, аккумулировавшего колоссальные долларовые средства, научившегося себя уважать и уже не желающего быть простым производителем ширпотреба. Пекин пока не бросает прямых вызовов Соединенным Штатам (ограничиваясь экспансией в прилегающих акваториях), но первые признаки готовности к конфронтации – резкие заявления по поводу беседы Трампа с руководителем Тайваня Цай Инвэнь, захват в Южно-Китайском море подводного американского беспилотника – уже просматриваются.

Несмотря на уникальную «мирную» Конституцию, за весь послевоенный период Япония так и не сумела окончательно решить ни одного спора со своими соседями. Территориальные проблемы сохраняются у нее с РФ, КНР и Южной Кореей (причем только в случае с Россией такая проблема признается обеими странами). Воспоминания о военной агрессии Японии не стираются ни в китайском, ни в корейском обществах, несмотря на официальные извинения Токио и ощутимые денежные компенсации. В чем тут дело?

В глубинной неискренности этих извинений. Японцы не ощущают себя виноватыми в том, что произошло в годы Второй мировой войны. Напротив, они считают себя ее жертвами. Привыкшие к отсутствию персональной ответственности в обществе коллективизма и круговой поруки, японцы воспринимают войну как некое стихийное бедствие, неизбежность, катализированную злой волей небольшой группы лиц. Они не осознают: признание, что в действительности произошло в 1930-1940 гг., нужно не корейцам и китайцам, но им самим. Однако Япония оказывается явно неспособной переосмыслить, «переварить» свое прошлое – в стране вновь и вновь появляются произведения и кинофильмы о благородных и самоотверженных камикадзе, о героической обороне Сайпана и тому подобное.

В тактическом плане главная ошибка Токио – стремление отстраниться от остальной Азии, и это до некоторой степени объясняет, отчего Япония остается столь «одинокой» среди дальневосточных стран. Японцы исторически видят себя как отдельную ото всех, исключительную нацию, предназначенную небом и судьбой для того, чтобы если не покорять, то уж точно вести за собой всех соседей.

Послевоенное начало как будто подтверждало правильность такого подхода: «японское чудо» конца 1950-х – начала 1970-х гг. дало тогда повод говорить о XXI веке как о грядущем «веке Японии», но та споткнулась о период «пузырьковой экономики» (приблизительный аналог печально известного российского АО «МММ») и погрузилась в тянущееся до сих пор состояние рецессии.

Отчаянные усилия Банка Японии и целой череды премьеров, сменившихся за последние 20 лет, ощутимых результатов не принесли; маловразумительные «три стрелы» экономических реформ Синдзо Абэ улетели в неизвестном направлении. Тогда он решил действовать в плане внутренне- и внешнеполитическом, и здесь его шаги были более эффективны.

Предвидя необходимость качественного изменения в скором будущем вооруженных сил страны (эвфемистически называемых «Силами самообороны»), Абэ прозондировал общественное мнение и понял, что действовать путем изменения 9-й статьи Конституции (в которой Япония на вечные времена отказывается иметь армию и решать международные споры военными способами) хоть и возможно, но крайне хлопотно и времязатратно, поэтому избрал тактику составления новых толкований и комментариев к Конституции, внесения изменений в существующие законы и принятия новых. Так появились Закон об охране государственных секретов и Закон о коллективной самообороне; первый дает возможность арестовывать чиновников и граждан страны по подозрению в шпионской деятельности, а второй – посылать подразделения Сил самообороны для участия в военных операциях за пределами страны. Также парламент Японии принял закон, в котором так называемые «северные территории» (острова Курильской гряды Итуруп, Кунашир, Шикотан и необитаемый архипелаг Хабомаи) классифицируются как незаконно оккупированные «исконно японские территории».

Во внешнеполитической сфере Япония, казалось, действует весьма активно. Синдзо Абэ стал первым из мировых лидеров, который еще 17 ноября минувшего года, не дожидаясь официального голосования выборщиков, посетил Дональда Трампа и провел с ним предварительные переговоры. Их результаты были для Токио малообещающими: вновь избранный американский президент заявил о своих намерениях выйти из переговоров по Транс-Тихоокеанскому торговому партнерству и переложить на Японию львиную долю расходов по содержанию на своей территории американских военных. Впрочем, впереди был официальный визит Владимира Путина, на который Абэ возлагал большие надежды.

Однако приезд российского лидера не дал Абэ практически ничего; скорее, наоборот, нанес определенный ущерб его репутации. Главное и основное, на что были нацелены японские политики и средства массовой информации – вопрос о «возвращении» островов южных Курил – не поднимался, а тема суверенитета над «северными территориями» не стала предметом переговоров. В своем интервью накануне визита президент Путин сказал: «Мы считаем, что у нас вообще нет никаких территориальных проблем. Это Япония считает, что у нее есть территориальные проблемы с Россией. Но мы готовы на этот счет разговаривать».

До самого последнего момента сохранялась интрига: и российские, и японские эксперты были убеждены, что в результате визита стороны подтвердят положения Совместной советско-японской декларации 1956 г. Япония, предпочтя «синицу в руке», откажется от своих претензий на четыре острова, ограничившись получением Шикотана и Хабомаи, и весь дипломатический торг пойдет о том, когда подписывать мирный договор – до или после передачи. Объективно это действительно стало бы компромиссным решением. Но, как показал ход событий, лидеры не захотели (или не смогли) на него пойти.

Президент РФ прекрасно знал о реальном (в целом – отрицательном) отношении японского бизнеса к участию в российских проектах. Свое нежелание активно работать на российском рынке японцы объясняют частыми изменениями тарифов и вообще – правил игры, бюрократическими препонами и коррупцией (арест формального куратора экономического сотрудничества с Японией Алексея Улюкаева только утвердил их в этом мнении). Исторический рекорд экономического сотрудничества составлял $34 млрд., но за 2015 г. из-за дешевевшей нефти и девальвации рубля торговля между нашими странами упала до $20,9 млрд., а за десять месяцев прошлого года составила ничтожные $11 млрд.

Передачу территорий любой площади и в любой форме другому государству российское население однозначно восприняло бы резко негативно. При всей колоссальной народной поддержке Путин не счел нужным рисковать, да и зачем? Проще говоря: что наше государство получило бы взамен? Результаты визита дают на это вполне ясный ответ: в ходе подготовки к нему было составлено 120 готовых к подписанию межправительственных, межведомственных и корпоративных документов, из них подписали 68 коммерческих и 12 межправительственных и межведомственных соглашений на общую сумму $2,54 млрд. Но и это не все: из 68 коммерческих документов 43 – это просто памятные записки или соглашения о намерениях, некоторые из которых, такие как проекты «Газпрома» и «Роснефти», основаны на ранее подписанных документах.

Реально новым стало данное двумя лидерами поручение разработать основы для совместного хозяйственного освоения Южных Курил, прежде всего – сотрудничества в сферах рыболовства, медицины и туризма. Предложения такого рода звучали из Москвы еще со времен Евгения Примакова, однако Токио всегда отказывался, указывая, что появление японских компаний на островах под юрисдикцией РФ стало бы признанием их российского суверенитета. Теперь же для осуществления совместной деятельности предполагается заключить отдельный «международный договор», однако, вспоминая о вышеупомянутом законе, по которому острова являются «исконно японскими территориями», можно с большой долей уверенности предположить, что перспектива осуществления такой деятельности весьма неблизкая.

Из немногих конкретных результатов визита можно упомянуть подтверждение российской стороной возможности бывшим японским жителям островов посещать места своего исторического проживания (так называемый «безвизовый обмен»), в том числе – в тех районах, которые ранее были для них закрыты, и небольшое упрощение японского визового режима для россиян.

Многие задавались вопросом: что давало основание японскому премьеру делать заявления о намерении радикально решить территориальную проблему с Россией в течение своего срока пребывания в должности руководителя государства? Неужели – только тщательно выстроенная картина мягкого несогласия с жестким курсом президента Обамы, показная формальность в присоединении к антироссийским санкциям (и то лишь после неоднократных внушений из Вашингтона)?

Абэ действительно производил впечатление независимого политика, когда прилетел в Сочи, несмотря на американские рекомендации этого не делать. Хотя, при ближайшем рассмотрении привезенного им Путину плана экономического сотрудничества из восьми пунктов, сразу становилось видно, что этот план – декларативный, общего характера и ни к чему не обязывающий. Да и встреча в Сочи длилась немногим более часа. Так что же, это – просто игра все с той же почти маниакальной целью получить острова и победить Россию теперь уже в дипломатической войне?

Российское руководство не исключало такого объяснения, но тем не менее никак не опровергало слов и настроений Абэ, что и у японской стороны создавало впечатление какой-то конфиденциальной договоренности об удовлетворении своих претензий, причем там это вызвало колоссальное оживление и рост ожиданий, поддерживавшихся японскими СМИ. Хотя уже тот момент, что за две недели до начала визита прошла новость о незапланированности аудиенции Путина с японским императором, должен был дать ясный сигнал: никаких прорывов по территориальному вопросу не предполагается, но в предвизитном ажиотаже внимания на это не обратили. Японцы на полном серьезе принялись строить предположения о том, каким образом, в какой последовательности и в какие сроки острова перейдут («вернутся») к Японии.

В результате премьер Абэ сам загнал себя в угол: пообещав – пусть даже на словах – развивать экономические связи без увязки этого с возвращением островов, он будет вынужден как-то следовать в данном направлении; президент же Путин, не дав ни единого обещания относительно передачи островов, но добившись согласия на совместное развитие Южных Курил, без сомнения, одержал крупную дипломатическую победу.

Еще одна уступка (с точки зрения японских консерваторов) – согласие Абэ на возобновление формата «2+2» – встреч министров иностранных дел и обороны двух стран: очень серьезный шаг, подразумевающий постоянные и непубличные контакты профессионалов в целях обеспечения по крайней мере региональной безопасности. Эта тема была незапланированной и стала явной импровизацией со стороны российского президента; вероятно, своей очевидной нужностью она за-стала японского лидера врасплох, и он согласился – пусть предварительно и лишь на словах. Однако именно полезность такого формата, в котором профессиональное сотрудничество двух структур могло бы привести к достижению взаимного доверия, вызвала резко негативную реакцию японских консерваторов и прежде всего – проамериканского МИДа, со стороны которого немедленно стали поступать заявления о «преждевременности» такого возобновления.

Заключение российско-японского мирного договора – тема, ставшая дежурной; мантра, ранее повторявшаяся российской стороной, а теперь провозглашаемая японской. Договор есть подтверждение создавшегося положения, либо фиксирование твердого намерения двух сторон продвигаться в некоем направлении при наличии всех предпосылок к этому. Дальнейшие отношения стран будут развиваться, исходя из того, в каком состоянии определяются двусторонние связи и границы стран, и для Японии подписать его означает признать российский суверенитет над теми островами, которые со времен Второй мировой войны находятся под юрисдикцией РФ. В их понимании мирный договор должен стать формальным подтверждением уже свершившегося «возвращения» южнокурильских островов, поэтому необходимо признать: заключить мирный договор способом, устроившим бы обе стороны, невозможно. Более того, неоднократно повторявшееся дипломатами обеих стран положение о том, что «решение территориального вопроса должно быть взаимоприемлемым для народов обеих стран», по сути, начисто отсекает возможность достичь консенсуса.

Японская сторона прямо подтвердила свою позицию: заместитель министра иностранных дел Сугияма Синскэ, не дожидаясь отъезда президента Путина, на второй день его пребывания в Японии сказал: «Успех или неуспех совместной экономической деятельности будут зависеть от решения проблемы мирного договора». Ему вторил генеральный секретарь кабинета министров Суга Ёсихидэ, заявивший на пресс-конференции через три дня после завершения визита российского руководителя: «Оба лидера разделяют искреннее стремление к разрешению проблемы мирного договора. Совместная экономическая деятельность есть движение в этом направлении, путем определения принадлежности четырех островов». Он ушел от прямого ответа на вопрос: «Не считаете ли вы, что Россия реально усиливает свое оккупационное присутствие (на островах) и совершенно не намерена их возвращать?», сказав: «Проблема заключения мирного договора существует вот уже более 70 лет, и решить ее очень непросто. Юридическая основа для совместной экономической деятельности не должна наносить ущерба позициям Японии и России».

Еще два дня спустя, 21 декабря 2016 г., консервативный лагерь документально закрепил неизменность намерения «вернуть» острова и лишь после этого идти на всестороннее сближение с Россией. В ответ на запрос депутата от Демократической партии Ониси Хироюки был дан письменный ответ, в котором говорилось: «Правительство Японии придерживается позиции, согласно которой мирный договор с Россией должен быть подписан после решения проблемы принадлежности четырех северных островов, «исконных территорий» нашей страны».

Учитывая в том числе и эту позицию, становится очевидным, что отсутствие мирного договора, названное президентом Путиным «анахронизмом, доставшимся от прошлого», не есть положение, которое России следовало бы срочно исправлять. Анахронизмом, скорее, можно назвать именно мирный договор, без которого наши страны прожили более 70 лет и могут спокойно существовать и дальше. Мирным же договором, юридически прекратившим состояние войны между нашими странами, стала Московская декларация 1956 г., а договор о добрососедстве, гуманитарном и экономическом сотрудничестве может быть заключен исключительно при наличии взаимопонимания, которое приведет ко взаимодоверию.

Визит российского лидера обернулся провалом для премьер-министра Абэ Синдзо, что немедленно отразилось на его рейтинге, просевшем всего за пару дней на 6%. Ситуация походила на потерю лица: тема России вообще, визита президента Путина и территориального вопроса в частности очень быстро исчезла со страниц японских газет и из телепередач. Токио вскользь заявил, что в бюджете на 2017 финансовый год (начался 1 апреля) на экономическое сотрудничество с Россией запланирована микроскопическая сумма в 3,5 млрд. иен ($29 млн.), чем сразу дал понять: российской стороне в экономическом плане надеяться не на что.

Далее японский премьер переключился на отношения с США: он побывал на Гавайях, где совершил символическое поклонение памяти погибших в ходе внезапного нападения японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 г. Никаких извинений при этом произнесено не было (точно так же, как президент Обама не извинился, посетив ранее Хиросиму). Абэ заявил: «Во время войны в американской среде бытовала фраза «Не забывать Перл-Харбор!» Поэтому сегодня мы стоим здесь вместе с президентом Обамой в целях окончательного примирения и искоренения всех чувств враждебности».

Но о какой враждебности идет речь? До него там побывал только один японский премьер: 12 сентября 1951 г. на Гавайи заехал Ёсида Сигэру, возвращавшийся из Сан-Франциско после подписания мирного договора. В ту пору, когда свежи еще были воспоминания о боевых действиях на Тихом океана, американцы действительно относились к японцам крайне негативно. Теперь же сказанные премьером слова: «Я выражаю свои искренние и бесконечные соболезнования душам тех, кто расстался с жизнью здесь, всех отважных женщин и мужчин, погибших во время войны, начавшейся на этом самом месте, а также бесчисленных невинных жертв этой войны», – лишь подтверждают позицию Японии: война – это плохо, ее ни в коем разе нельзя повторять, но все мы – ее жертвы, и некого винить.

Разумеется, весь этот символизм был направлен на нового президента США и был призван смягчить его отношение к Японии. Образ безвинно пострадавшей страны должен дополняться положением о «вероломно аннексированных СССР северных территориях», которое непременно будет до Трампа донесено.

Дональд Трамп испугал Японию еще до своей инаугурации, заявив о намерении переложить на нее значительную часть расходов по содержанию американских военных. Токио повергла в дрожь не перспектива дополнительных трат – экономика страны все еще вполне в состоянии позволить себе такое, но намек на потенциальную возможность Америки пересмотреть Договор безопасности и уйти из Японии, оставив ее один на один с Китаем. Речь, разумеется, идет не о войне, а о китайской экспансии в акваториях Южно- и Восточно-Китайского морей, где Пекин преобразует атоллы в насыпные острова, строит там инфраструктуру, вплоть до взлетных полос, и объявляет своей территорией. Параллельно идет непрекращающийся нажим на острова Сэнкаку (которые китайцы называют Дяоюй и считают своими исконными землями): экономическую зону постоянно нарушают китайские рыболовные суда, периодически случаются заходы в территориальные воды и нарушения воздушного пространства.

В такой ситуации не вызывает удивления то, что Япония в 2017 финансовом году увеличила свои военные расходы до рекордной суммы – 5,1 триллиона иен (около $46,36 млрд.; в целом бюджет страны составит 97,45 триллиона иен, около $832 млрд). Все обозреватели отмечают, что военные расходы Японии растут пятый год подряд, причем второй год превышают 5 триллионов иен (в 2016 финансовом году на оборону было выделено 5,054 триллиона иен, то есть $45,9 млрд.).

Как будут расходоваться эти средства? Вполне вероятно, что значительная их часть пойдет на содержание американских военных. В Японии имеются 94 базы США с общей численностью военнослужащих в 47 тысяч человек – самый большой американский военный контингент в АТР, причем основное их число, как и прежде, сосредоточено на южном архипелаге Окинава.

Большая же часть денег будет истрачена на усиление и модернизацию противовоздушной обороны, причинами чему объявляются постоянные испытания Северной Кореей баллистических ракет, а также необходимость обеспечить оборону островов Сэнкаку на случай агрессивных действий со стороны Китая. Только в 2016 финансовом году 188 миллиардов иен ($1,7 млрд.) было выделено на покупку у США модернизированных зенитных управляемых ракет Patriot PAC-3 с удвоенным радиусом действия. Еще 7 миллиардов иен ($62,5 млн.) предназначалось на оснащение боевых кораблей системой противоракетной обороны Aegis. Пока у Японии есть лишь два таких корабля, поэтому Токио договорился с американцами о поочередном дежурстве в Японском море кораблей ВМС США, приписанных к военно-морской базе Ёкосука.

Вообще, КНДР играет важную роль в японско-американских отношениях, служа отличным предлогом для размещения в дальневосточном регионе новейших американских систем ПРО, что официально объясняется необходимостью реагировать на развитие северокорейской ракетной и ядерной программы. Противоракета SM-3 Block IIA способна успешно перехватывать российские межконтинентальные баллистические ракеты, не говоря уже о китайских, поэтому демонстративные страхи Токио от угрозы нападения со стороны Пхеньяна очень помогают Вашингтону осуществлять свое эффективное военное присутствие в регионе.

Дополнительные ассигнования Япония планирует выделить на обеспечение Сил самообороны подводными лодками типа «Сорю» с расширенными разведывательными функциями. А ударная атомная субмарина США «Александрия», патрулирующая в морской зоне у побережья КНР и Корейского полуострова, в 2016 г. 24 раза заходила на базу американских ВМС Сасэбо на юго-западном острове Кюсю.

Здесь уместно еще раз вспомнить о стремлении Японии получить острова юга Курильского архипелага. Владение всеми Курилами делает Охотское море внутренним морем России, куда не проникнут незамеченными корабли других стран и откуда в Тихий океан выходят российские подлодки. Размыкание этой цепочки, или даже разрешение подобраться к ней с юго-востока вплотную, грозит серьезными последствиями для обороноспособности Российской Федерации.

На севере Японии, на островах Хонсю и Хоккайдо находятся три базы ВВС США, с которых может быть применено ядерное оружие, поэтому совершенно неудивительно, что Россия укрепляет противовоздушную оборону на островах Итуруп и Кунашир.

Если на Окинаве население протестует против присутствия американских баз в непосредственной близости к местам проживания, то на расположенную в городе Ивакуни префектуры Ямагути базу авиации морской пехоты США уже с начала 2017 г. готовы принять 16 новейших истребителей F-35 пятого поколения, которые также могут применяться для нанесения ядерных ударов.

И, наконец, главную часть военных расходов Министерство обороны Японии намерено направить на космос: запуск новейших спутников и переход на новую тяжелую ракету. Запущен первый разведывательный спутник связи, необходимый, по сообщению военного ведомства, «для улучшения инфраструктуры коммуникаций на фоне ядерной и военной угроз со стороны КНДР». Три спутника типа «Кирамэки» призваны осуществлять высокоскоростную цифровую связь в Х-диапазоне между частями сухопутных, военно-морских и военно-воздушных Сил самообороны, причем первый будет размещен вдали от Северной Кореи – над Индийским океаном – и использоваться для японского контингента миротворцев ООН в Южном Судане и в районе борьбы с морскими пиратами у берегов Сомали. Второй спутник позиционируют над Тихим океаном и лишь третий – над территорией Японии.

«Кирамэки» выведут на орбиту с космодрома «Танэгасима» в префектуре Кагосима на юго-западе Японии тяжелой ракетой-носителем H-2A, но в дальнейшем планируется использовать новую трехступенчатую ракету «Эпсилон», которая в два раза компактнее H-2A и снабжена оборудованием с функциями искусственного интеллекта. Сообщается, что ее проверка к запуску и контроль готовности почти автоматизированы и осуществляются всего лишь с двух компьютеров. Также значительно укорочен срок подготовки к запуску: с месяца для Н-2А до недели для «Эпсилон». В результате почти в три раза сокращены расходы на запуск: с 128 млрд. иен ($1,1 млрд.) для Н-2А до 45 млрд. иен ($43 млн.) для «Эпсилон».

Методы ведения боевых действий за несколько последних десятилетий кардинально изменились, и по одной из точек зрения, наличие на базах Окинавы нескольких десятков тысяч американских морских пехотинцев вполне можно считать атавизмом. Согласно мнению сторонников такой теории, в современную эпоху, когда главное – обретение новых рынков сбыта для собственных товаров, речи больше не идет о физическом захвате и удержании территорий; задача состоит либо в полном уничтожении экономической системы противника, либо в разрушении его основной инфраструктуры и ликвидации (смене) слоя руководства. Нет нужды вторгаться и порабощать: нынешние производственные процессы настолько механизированы (роботизированы), что наличие излишней рабочей силы им прямо противопоказано.

В этом одна из причин раннего заявления Трампа о намерении снизить расходы на содержание американских войск на Дальнем Востоке, или о перекладывании значительного их объема на японское правительство, о чем он заявлял в ходе предвыборной борьбы. И Токио в принципе согласен, кошмарным сном представляется вариант, когда Соединенные Штаты станут перекладывать на него ответственность за собственную безопасность. Но даже это японцы перенесут: в конце концов, разговоры о необходимости иметь собственную полноценную армию идут давно, а принятие в 2014 г. Закона о коллективной самообороне предоставляет японским военным значительную свободу действий, причем и за пределами страны.

По-настоящему опасной ситуация для Японии может стать, когда американский лидер решит в своем прагматизме, что материальная (экономическая) сторона дела для США гораздо важнее идеологической, и повторит знаменитый «шок Никсона». Напомним, что в феврале 1972 г. известный своими антикоммунистическими настроениями президент США, не уведомив своего японского партнера, приехал в Пекин и заключил торговое соглашение с Китаем.

Подозрения Токио на счет возможности сближения Вашингтона и Пекина небезосновательны; в процентном отношении они равны варианту жесткого противостояния двух стран. Все будет зависеть от позиции, которую займет президент Трамп. Пока же проявились признаки того, что Китай не против изменить отношения с Сеулом в целях воссоединения двух Корей при условии внеблокового статуса единого государства, его так называемой «финляндизации», что может быть воспринято в виде косвенного сигнала готовности к улучшению отношений с Вашингтоном.

При таком раскладе Токио лишается важной псевдоугрозы от северокорейской агрессии, и ему придется называть все вещи своими именами. Желая сохранить status quo, Япония фактически прилагает усилия к поддержанию антияпонских настроений в Южной Корее и в Китае; их наличие – еще один аргумент в пользу необходимости сохранения боевого кулака США на японских островах. В конце 2016 г. министр обороны Инада Томоми посетила токийский храм Ясукуни, где, как считается, покоятся души нескольких миллионов японских солдат и офицеров, павших за императора и Великую Японию. Такие визиты вызывают резкую реакцию со стороны Пекина и Сеула, где подобные шаги воспринимают как приверженность Токио своему милитаристскому прошлому.

Другую угрозу Токио видит в российско-китайском сближении, проявляя в этом отношении беспокойство с середины 2000-х годов. Премьер Абэ заявляет о китайской угрозе при каждом удобном случае, а параллельно стремится осуществлять экономические меры для сдерживание Китая. Когда тот создал Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, Токио немедленно объявил о выделении средств на развитие в Азии качественной инфраструктуры, субсидировав для этого $110 млрд., что на $10 млрд. больше, чем уставный капитал китайского банка.

Представители японского МИДа постоянно напоминают своим американским коллегам об опасности союзнических отношений Москвы и Пекина, упоминая о продажи Китаю многоцелевых истребителей Су-35 и зенитных ракетных систем С-400. Одного лишь японцы не понимают – или понимают недостаточно: Китай гораздо сильнее желает, чтобы США убрались из Азии, чем США желают там остаться. Для Токио ставки высоки, но не для большинства из американского истеблишмента, и когда это станет окончательно ясным, Япония может остаться в одиночестве. Заявления президента Филиппин Родриго Дутерте с прямыми намеками на возможность отхода от Америки и сближения с Китаем и Россией дают к этому все основания.

Во внешней политике перед японским премьером стоит комплекс взаимосвязанных, а иногда – взаимоисключающих задач, для решения которых у него пока есть время. В октябре 2016 г. устав Либерально-демократической партии был изменен; теперь Абэ Синдзо сможет возглавлять партию и, соответственно, быть главой правительства до 2021 г.

Структурно дальневосточная политика представляет сейчас несколько «геополитических треугольников». Первый – описанный выше с участниками: Япония, КНР, США, и отношения между ними будут развиваться в зависимости от того, сочтет ли президент Трамп более выгодным наращивать давление на Пекин или пойдет по стопам Ричарда Никсона.

Второй – Россия, КНР, США – более интригующий, поскольку подразумевает возможность далеко идущих уступок и компромиссов. Существует мнение, что американский президент намерен переключиться с антироссийской позиции на антикитайскую, взамен чего потребует от Кремля определенных уступок, прежде всего – не поддерживать Пекин новейшей военной техникой и союзнически. В качестве компромисса Америка начнет реальное сотрудничество с Россией на Ближнем Востоке для уничтожения террористической организации «ИГИЛ» (запрещена в России), а также, возможно, займет нейтральную позицию в отношении Украины.

Третий треугольник – Япония, КНР, Россия – в основном умозрительный; сформируется он или нет, зависит от Токио. Не секрет, что Пекин поддерживает требования Токио «вернуть» Японии острова «северных территорий». В то же время от него неоднократно приходили сигналы о готовности изменить свою позицию на противоположную, если Россия заявит о своей поддержке китайских претензий на острова Дяоюй (японские Сэнкаку).

Образуется ли четвертый треугольник – США, Россия, Япония – также в значительной степени зависит от Токио. Это может случиться лишь в том случае, если японская сторона решится переформатировать двусторонний формат переговоров в трехсторонний, предложив участвовать в них Соединенным Штатам. Только тогда она может реально надеяться на получение в обозримом будущем Шикотана и Хабомаи, согласно положению Московской декларации 1956 г. До тех пор покуда Договор безопасности с США распространяется на всю территорию Японии и американцы могут разместить свои военные базы где угодно, ни о какой «передаче» речи быть не может. Единственным непреложным условием таковой может стать только полная демилитаризация островов, отходящих к Японии, но этот момент невозможно решить на переговорах только Москвы и Токио, без участия Вашингтона.

Здесь и содержится ключевой момент: готова ли Япония к фактической нормализации отношений с Россией или лишь надеется реализовать свою idee fixe относительно новыми способами?

Андрей Григорьевич ФЕСЮН – руководитель японского направления Высшей школы экономики