Сергей БРЕЗКУН

Задумываясь о сути «ядерного» Китая, полезно оценить ситуацию с другими ядерными странами. Известный американский ядерщик Стефен Янгер в докладе «Ядерное оружие в XXI веке» резонно констатировал: «Ядерное оружие играло решающую роль в обеспечении международной безопасности во второй половине двадцатого века. Ядерное оружие – самое разрушительное оружие, когда-либо созданное человечеством – оказывало стабилизирующее влияние на отношения супердержав».

Уточняя, можно заметить, во-первых, что ядерное оружие (ЯО) оказывало мощное стабилизирующее влияние также на мировую политическую ситуацию в целом, и в этом смысле оказалось общим положительным достоянием всего человечества. Во-вторых, стабилизирующую роль играло не ЯО как таковое, а именно ЯО Советского Союза и отчасти США. В глобальной ядерной сфере отношения СССР и США были доминантой, и остальные факторы в расчет по крупному можно было и не брать. Причем ядерная Россия по-прежнему является основным гарантом глобального мира. Но сохранится ли это положение вещей? Какой общий ядерный баланс возможен в будущем?

Ядерные потенциалы Великобритании и Франции можно считать замороженными. Ядерные Пакистан, Индия, КНДР и Израиль обеспечивают себе лишь «страховочные» потенциалы регионального значения. Соединенные Штаты ядерный арсенал наращивают – если иметь в виду не количество зарядов и боеголовок, а системные возможности такого арсенала. Кроме того, США активно работают над системой национальной противоракетной обороны (НПРО) и параллельно разрабатывают планы военного доминирования в космосе.

Россия в недавнем прошлом рисковала «ядерно» деградировать, и этот риск нельзя считать полностью изжитым даже сейчас. Однако у нашей страны есть все для того, чтобы сохранить и укрепить свой эффективный ракетно-ядерный статус, то есть сохранить возможность ядерного сдерживания угроз со стороны США и парирования других возможных вызовов.

Что же касается КНР, то Пекин декларирует строительство ограниченных по составу ядерных сил и, вроде бы, не стремится к прогрессирующему наращиванию своего ядерного потенциала в количественном отношении. Официальные китайские ядерные концепции основываются на идее «ограниченного ответного ядерного удара». Китай не раз заявлял, что не предполагает добиваться ядерного паритета с РФ и США, исходя из стремления рационализировать затраты ресурсов страны. Но при этом общие военные усилия КНР крайне масштабны и разнообразны – рост китайской военной мощи в целом велик и несомненен.

В коллективной монографии Института стратегической стабильности Росатома «Ядерное оружие и национальная безопасность», изданной в 2008 г. под редакцией академика В.Н. Михайлова, высказывалось предположение, что «основным направлением развития китайских ядерных сил будет качественное совершенствование ядерных вооружений (в первую очередь – стратегических), при этом возможно некоторое увеличение ядерного арсенала». Однако уже факт развития Соединенными Штатами Америки массированной системы ПРО позволяет предполагать, что Китай будет стремиться в перспективе не к «некоторому», а к существенному увеличению своего ядерного арсенала. И лучшее доказательство тому – не те или иные разведывательные данные, не заявления самого Пекина, а здравый смысл. Здравый же смысл подсказывает, что Китай вряд ли может ограничиться скромным ядерным потенциалом в условиях нарастающей мировой нестабильности и продолжения силовой политики Вашингтона, в том числе – по созданию НПРО территории США.

Уже в 2001 г. в №2 журнала «Ядерный контроль» говорилось о «возможности возникновения в самое ближайшее время эксплицитно выраженного взаимного ядерного сдерживания между США и КНР». Развернутым образом Америке и Китаю пока друг друга сдерживать не приходится, несмотря на имеющиеся трения и даже различные инциденты. Иное дело – будущее. Какое его видение будет для Пекина логичным?

Исключить или нейтрализовать силовое давление со стороны Соединенных Штатов Китай может только в том случае, если обеспечит себе возможность адекватного ответа. Конечно, для США уровень неприемлемого ущерба абсолютно несопоставим с таковым для КНР – в Америке традиционно боятся даже единичных гипотетических ударов. Однако не исключено, что здесь возможны, как говорится, варианты. События сентября 2001 г. в Нью-Йорке, причастность к которым элит США почти несомненна, позволяют предполагать, что взгляды современного американского истеблишмента изменились. Весьма вероятно, что теперь элита относится к вопросу о допустимости единичных ответных ударов по США менее болезненно, чем ранее – если это будет платой за полное уничтожение ядерного потенциала России (и/или Китая) в ходе первого американского удара. Поэтому задача гарантированного крупномасштабного ответного удара (после первого удара США) в перспективе так же актуальна для Китая, как и для России.

В случае развертывания НПРО США прорыв ее лучше всего обеспечивать путем массирования китайских ядерных боеголовок. К этому Пекин должен стремиться и, очевидно, стремится. В то же время ядерная стратегия КНР явно трансформировалась в сторону ревизии авантюрных военно-стратегических взглядов времен маоизма. Более того, Китай выступает за запрещение и полное уничтожение ЯО, не настаивая, однако, на предварительном полном «обычном» разоружении. Этот момент – применительно к КНР – имеет, конечно же, не очень миролюбивый оттенок.

Впрочем, информация о ядерной стратегии Китая не только разноречива и скудна, но и страдает тем принципиальным недостатком, что анализ ее соответствия реальному положению вещей затруднен вследствие китайской специфики. Сочетание централизованного партийно-государственного руководства с традиционной восточной скрытностью и уклончивостью дает основания предполагать наличие у Пекина двойного подхода к военно-стратегическим вопросам: декларируемого и фактического. На подобное предположение наводят и политические традиции многотысячелетней истории Поднебесной.

Собственно, расхождения между словами и делами мы видим и во внешней политике США. Но двойной характер ядерных доктрин и усилий Вашингтона обнаружить легко в силу высокой информационной «прозрачности» Соединенных Штатов. Китай же в этом смысле может рассматриваться, скорее, как информационный «черный ящик». Пекин неоднократно заявлял о своей готовности к полному ядерному разоружению и выступает за запрещение и полное уничтожение ЯО. Однако, скорее всего, Китай не склонен на деле отказываться от своих ядерных возможностей – как на односторонней, так и на коллективной основе.

По оценкам некоторых западных экспертов, ядерный потенциал Китая в несколько раз превышает официально заявленный и имеет тенденцию к значительному наращиванию. Косвенное подтверждение этому – более пристальное внимание к «китайскому» аспекту, в свое время проявленное уже в президентской директиве Билла Клинтона о сути ядерной стратегии США.

Ядерные концепции Китая постоянно трансформировались. С 1987 г. стал использоваться не очень вразумительный термин «ограниченное сдерживание». И сдерживать те же Соединенные Штаты Китаю действительно необходимо.

Официально КНР имеет небольшой ядерный арсенал. Нечто подобное наблюдалось в балансе сил Советского Союза и США перед Карибским кризисом. Даже скромные возможности СССР сдержали тогда Соединенные Штаты, но велики были шансы и срыва в катастрофу. Всерьез с нашей страной стали разговаривать только после того, как у нее появился арсенал в десятки тысяч ядерных зарядов. Так что у Китая есть над чем задуматься. А экономические возможности для резкого роста ядерной мощи у Пекина имеются. При этом курс на усиление морской компоненты ядерных сил КНР и переход на боеголовки с РГЧ (для повышения возможностей по преодолению ПРО) объективно имеет преимущественно «американскую» направленность.

Против России Пекину ядерное оружие не требуется. Со стороны РФ угрозы КНР не существовало, не существует и не может существовать, но обострение отношений в перспективе возможно – но только из-за экспансионистской политики самого Китая. В рамках же рациональных российско-китайских отношений ядерный фактор не имеет и не должен иметь оттенка инициативного антагонизма и конфронтации.

Важнее и значимее ядерный фактор для Китая в его взаимоотношениях с Индией. Но основное – это «американский» аспект ядерной политики Пекина.

Ранее глобальное равновесие обеспечивалось по типу весов, где на чашах «СССР» и «США» находились системно равные ядерные арсеналы, каждый из которых был более чем на порядок мощнее совокупного арсенала остальных ядерных держав. Оружия на обеих чашах лежало так много, что нарушение равновесия было, по сути, невозможно.

О Китае можно высказать лишь предположение, что он в перспективе будет существенно наращивать свою ядерную мощь. Дискуссии на тему: «Позволительно ли это Пекину?», ценности и смысла не имеют. Ни к кому, кроме себя, КНР здесь всерьез не прислушается, и если китайский ядерный арсенал системно сравняется с арсеналами США и России, то вместо «весов», вместо былой «оси» в мире возникнет ядерное «трио».

Дихотомия (деление понятия на два противоречащих понятия, отрицающих друг друга по принципу «или – или») содержит в себе потенциальную неустойчивость, а система, включающая в себя три элемента, более стабильна. Причем если в системе два элемента четко выражены, а третий менее определен, то это придает ей дополнительную устойчивость.

Сегодня мировая стабильность обеспечивается двуединым российско-американским ядерным фактором при ведущей роли российского, однако в перспективе ситуация может стать триединой, присоединяя к себе дополнительный «китайский» элемент.

Если в перспективной глобальной политической «функции» ядерной стабильности, где фигурируют РФ и США, величину «Россия» заменить величиной «Китай» (даже с ядерным арсеналом КНР, адекватным российскому), то функция почти наверняка потеряет устойчивость.

Если в функции будет три величины, включая «Китай», резко усиливший ядерную мощь, то функция будет устойчивой, но – устойчивой, в том числе при исключении Китая (как это было до обретения Пекином ядерного статуса).

Если величина «Россия» выпадает или если она умалится по сравнению с величиной «США», то функция оказывается тоже неустойчивой.

То есть даже усилившийся Китай – член «уравнения» глобальной стабильности, все же, дополнительный. Россия же – член обязательный и непременный. Сказать так – не значит умалить роль и значение КНР. Это означает всего лишь верно оценивать глобальную роль России.

В перспективе Пекину не надо сдерживать абсолютно неагрессивную, не экспансионистскую Россию, но надо сдерживать Соединенные Штаты. В то же время Вашингтону потребуется сдерживать Китай в той мере, в какой КНР будет вытеснять Америку с ее мировых позиций, а это будет происходить – так или иначе.

Высказывалась мысль о том, что именно Китай представляет собой наиболее серьезную угрозу американской гегемонии, однако данный тезис не представляется корректным. Наиболее серьезную «угрозу», сама к тому не стремясь, представляет для гегемонии Соединенных Штатов (но не для законных национальных интересов США!) по-прежнему Россия – просто самим фактом своего цивилизационного бытия. Конечно, и Китай может создать Вашингтону в будущем немало проблем, но и США могут создать их Китаю. И еще вопрос – кто кому больше?

Удар США по России в современной ситуации невозможен из-за потенциала ответного российского удара – пока что все еще мощного. И даже при развитой своей НПРО от соблазна обезоруживающего удара по России Соединенные Штаты сможет удерживать не только угроза ответного российского удара, но и опасность ослабления себя перед Китаем. Но все это верно, если свой эффективный ядерный статус сохраняет именно Россия. Глобальной устойчивости по гипотетической оси «Пекин – Вашингтон» не получится.

Укрепившаяся, преодолевшая кризис Россия – это страна, блокировавшая для внешнего мира все возможности своей сырьевой и экономической эксплуатации. И тогда почти неизбежны попытки активного силового давления на РФ со стороны Запада. Не исключено и возрастание напряженности в отношениях с Китаем.

Но, имея потенциал ядерного сдерживания и укрепив его, Россия гарантированно исключает возможность внешней агрессии против нее с любого направления. Возможный авантюризм в политике США и Запада при этом блокируется не только ядерным статусом РФ, но и возросшим ядерным потенциалом Китая. И тем самым вообще блокируется опасная для мировой цивилизации авантюрная политика крупных субъектов мировой политики. Агрессивная же политика России невозможна даже при самом масштабном восстановлении ее мощи вплоть до уровня СССР.

Что же до Китая, то для него существует угроза дестабилизации как в силу внутренних причин, так и вследствие эффективной подрывной деятельности внешних игроков (прежде всего, конечно, США). На первый взгляд серьезный кризис в КНР невероятен, однако Китай – при всех его впечатляющих успехах – потенциально, пожалуй, менее стабилен, чем это может показаться.

Мощный экономический рост и явные положительные социальные сдвиги в КНР – налицо. Однако сам по себе абсолютный рост отнюдь не является признаком благополучия и стабильности, особенно когда такой рост обеспечивается за счет широкого привлечения в страну иностранного капитала. Необходимо отметить также, что среднедушевые показатели Китая остаются непропорционально низкими. Не похож ли в некотором отношении Китай на перевернутую пирамиду, устойчивость которой обеспечивается искусственными подпорками?

Необратимое разрушение российского цивилизационного начала лишит мир конструктивной перспективы и почти автоматически запрограммирует глобальную катастрофу. Однако есть основания предполагать, что Россия близка к наиболее низкой отметке своего падения, а Китаю еще предстоит ответить на вызов США и Запада, которые хорошо отработали технологию катализа системных слабостей социализма и взрыва его изнутри. К тому же и привязанность успехов Пекина к внешним рынкам, к западным инвестициям ослабляет его позиции. На таком фоне возможна эффективная внешняя подрывная работа по дестабилизации Китая. Руководство КНР не может этого не понимать, а, понимая это, оно должно придавать важное значение ядерному фактору как страховой гарантии от неприятных неожиданностей в острых политических и военно-политических ситуациях.

Перспективное расхождение интересов КНР и Запада объективно означает совпадение интересов Москвы и Пекина. При возникновении кризисной ситуации в Китае, его будет «страховать» укрепляющаяся Россия. Если «китайский» член уравнения равновесия временно умалится, а Россия сохранится как сильная ядерная держава, ее глобальная стабилизирующая роль сгладит и возможный китайский кризис, блокируя авантюризм и соблазны для Запада и США воспользоваться слабостью Китая.

Говоря о современном Китае, его возможных перспективах, а также о рациональном «китайском» аспекте политики Москвы, включая ядерный оружейный аспект, представляется целесообразным бросить более широкий взгляд на прошлое Поднебесной.

В перспективе Пекин претендует на мировое лидерство. Но Китай (так же, как и Япония) вряд ли способен играть ведущую глобальную роль, поскольку не имел глобальных цивилизационных потенций в прошлом, несмотря на древность своей цивилизации. В начале XV века китайский дипломат и флотоводец Чжен Хэ совершил семь дальних плаваний, достигнув Африки. Тогда Китай был во многих отношениях существенно более цивилизован, чем Европа. Однако через три столетия – в XVIII веке, цивилизационный и технологический потенциалы Европы и Китая были уже несравнимы. У такого упадка должны быть рациональные объяснения, и, возможно, одно из них – локальность цивилизационного потенциала Поднебесной. Китайцы умеют учиться, и это их сильная сторона. Однако Китай также упускал то, что уже умел и имел, и эту его цивилизационную особенность следует учитывать.

Сегодня на то, чтобы повести мир за собой, предъявляет претензии американизированный цивилизационный подход, подавляющий традиционный европеизм с его многовековыми культурными наработками. Американизм проникает даже в Японию и Китай, что лишний раз доказывает локальность их цивилизационного потенциала. В наибольшей мере Америке цивилизационно противостоит Россия, и это доказывает ее самобытность.

Собственно, сегодня в мире имеется три крупнейшие цивилизационные тенденции: западная, российская и восточная. По меткому замечанию российского математика Г. Малинецкого, западная цивилизация атомистична, она ставит во главу угла интересы личности (пресловутые «права человека»), провозглашая их приоритет перед интересами общества и, тем более, перед интересами государства. Такая «цивилизация» ведет мир в духовный тупик и войну всех против всех.

Русская цивилизация, получившая естественное развитие в советской цивилизации, имеет коллективистский характер уже потому, что географические условия, в которых веками жили народы России, слишком суровы для индивидуалистов.

Восточная цивилизация характеризуется в своей основе высоким уровнем сплочения, но – не по горизонтали, а по вертикали. В том же Китае всегда была крайне велика роль верховной власти – императора, при отсутствии обратных связей. Личностный верховный фактор порой изменял цивилизационную судьбу Китая принципиально, причем – негативно. Так, перспективнейшую линию, олицетворяемую Чжен Хэ, прервали чисто внутренние личные интриги соперничающих у императорского престола партий.

Не углубляясь в анализ дальше, просто замечу, что быть конструктивным для умного будущего способен лишь советско-российский цивилизационный подход – одновременно и самобытный, и умеющий творчески вобрать в себя все ценное из мировой культуры. В перспективе борьба именно американского и российского подходов может создать то силовое поле, в котором будет обеспечено продвижение мира к более совершенному обществу. Положительную роль Пекин может здесь сыграть, лишь верно определяя себя по отношению к России. В свое время Китай мудро смотрел на СССР как на «старшего брата» – по крайней мере, официально, зато Российскую Федерацию он рассматривает как «младшую сестру», что, конечно же, неверно и опрометчиво.

Полноценный анализ ядерного фактора в политике той или иной ядерной державы обязан включать в себя и анализ психологической стороны проблемы, поскольку режим ядерного сдерживания, в конечном счете, основывается на психологическом эффекте неопределенности результата ядерной агрессии для самого агрессора.

В военно-техническом отношении эта неопределенность обуславливается таким обликом ядерных сил потенциальной жертвы, который обеспечивает гарантированный ответный удар с нанесением агрессору неприемлемого для него ущерба. Но воззрения военно-политического руководства потенциального агрессора на границы неприемлемого ущерба могут варьироваться весьма широко в зависимости от цивилизационных и психологических установок. Нельзя забывать, что государственный лидер лишь одной ядерной державы – Мао Цзэдун – публично допускал и даже приветствовал возможность ядерной войны, и был готов испепелить в ее огне сотни миллионов людей во имя торжества, фактически, своей нации.

Двусторонние отношения с Китаем Россия обязана выстраивать на основе принципа исключительно мирного сосуществования, отыскивая обширные зоны общих интересов, однако – с очень большой взвешенностью и осмотрительностью, с учетом всего, сказанного выше.

Угрозы со стороны ядерной Америки, в конечном счете, парируются при сохранении эффективного ядерного статуса РФ. Этот статус – единственная, зато и абсолютная гарантия исключения внешней агрессии США и (или) НАТО против России при любом развитии ситуации. Причем для истеблишмента современной Америки враждебна и неприемлема любая Россия, кроме уничтоженной. Уничтоженной не столько физически, сколько – как самобытный и сильный субъект мирового политического и цивилизационного процесса.

Отношение же Российской Федерации к ядерному Китаю должно быть «полифоническим», но при этом – более чем осторожным. Сотрудничество с КНР – самое широкое – не только желательно, но и неизбежно. Однако есть ли особые основания рассчитывать на искренне лояльное, а не конъюнктурное отношение к нашей стране со стороны Пекина? Ясно, пожалуй, одно: Китай окажется тем лояльнее к РФ и тем более будет склонен к равноправному сотрудничеству с ней, чем сильнее будет Россия. В том числе, отнюдь не в последнюю очередь общая ситуация будет определяться российской ракетно-ядерной мощью.

Ядерный Китай в перспективе может и должен быть третьей, дополнительной опорой глобальной стабильности. Однако есть смысл задаться и противоположным вопросом – не могут ли события развернуться так, что ядерный Китай станет «миной» под режим глобальной стабильности? В прошлом степень реалистичности поведения Пекина далеко не всегда соответствовала его возможностям – он порой переоценивал их. Сможет ли сильный ядерный Китай стать для остального мира, включая РФ, настолько же надежным и предсказуемым политическим партнером, каким является для внешнего мира сильная ядерная Россия?

Зачем, например, руководство КНР выступает за полное ядерное разоружение? В целях исключения крупномасштабной мировой разрушительной войны или в расчете на то, что при сохранении в мире лишь неядерных вооруженных сил Пекин может рассчитывать в перспективе на подавляющее военное превосходство над всеми остальными странами мира, в том числе – над Россией? Есть ли прочные основания оценивать военно-политический курс руководства КНР как подлинно миролюбивый?

Возможные негативные перспективы КНР опасны и для России. А насколько выгодны для России позитивные перспективы Китая? Вопрос в том – сумеет ли Китай обойти «подводные камни» внутренней ситуации и избавиться от далеко не лучшего наследия прошлого?

Если Китай сумеет сделать это, сумеет верно, а не конъюнктурно выстроить свою политику по отношению к Москве, то это будет Китай, дружественный России, ставший действительно могучей, всесторонне развитой и устойчивой державой.

Сергей Тарасович БРЕЗКУН – профессор Академии военных наук