Олег БАРАБАНОВ

Победа Трампа, на первый взгляд, действительно кажется неожиданной. И в силу того, что результаты соцопросов отдавали победу Хиллари Клинтон, и в силу того, что Трамп был внесистемным кандидатом, соответственно, весь истеблишмент США, причем от обеих партий, выступал против него. То, что случилось в Америке – результат реальной прямой демократии, реального прямого народовластия, когда голос народа меняет судьбу страны.

Я бы вспомнил в связи с этим выступление президента РФ Владимира Путина на Валдайском клубе в Сочи в конце октября 2016 г. Когда он очень четко и очень остро обозначил проблему, что имеющая место глобализация неолиберальных элит – глобализация для избранных – вступает в противоречие с растущими требованиями глобализации для всех. Раньше это противоречие рассматривалось лишь в контексте разрыва «Север – Юг», в контексте борьбы «золотого миллиарда» и остального мира, что стало толчком к появлению и развитию БРИКС. В этой же логике развивается идеологическая концепция «трех серебряных миллиардов», которая объединяет срединные слои населения Земли.

Но в своей Валдайской речи президент РФ четко сказал, что проблема – не в противопоставлении Запада и остального мира, проблема – в размежевании внутри самого Запада. Жители западных стран, население США и стран ЕС не хотят жить по-старому. И их протест становится все более явным и очевидным. Мы видели серьезные протестные движения в Европе, фактически попытку народной революции в Греции – попытку, которая была задушена. Эти же тенденции развивались и в США. Напомню, что Валдайская речь президента России прозвучала 27 октября, т.е. еще «до Трампа». И его победа на выборах 8 ноября 2016 г. оказалась подтверждением истинности ставших действительно пророческими слов Владимира Путина.

Если говорить о предыстории современного американского протеста, то началось все с движения «Оккупируй Уолл-Стрит», правда, не под правыми, а под левацкими лозунгами. Знаменитая фраза Славоя Жижека, что альянс между капитализмом и демократией закончен, всколыхнула американское общество. Тогдашний кризис 2008-2009 гг., растущий долг США, проблемы с занятостью привели к тому, что, может быть, впервые в современной истории рядовой, средний американец стал превращаться из потребителя в гражданина. Парадоксально, но когда закончился потребительский, консьюмеристский, ипотечный рай, жители США стали задумываться о политическом выборе, а не жевать жвачку и смотреть телесериалы. Именно это превращение американских потребителей в граждан и привело к победе Дональда Трампа.

В этом контексте надо отметить и успех референдума за выход Великобритании из Европейского союза (Brexit), ведь он стал первым серьезным ударом по истеблишменту и по системе в крупнейшей западной стране – Великобритании. Brexit был своего рода репетицией Трампа.

При этом важно и то, что гражданский протест в Америке проходил с обоих флангов – Трампа справа, а Берни Сандерса, который также вел активную кампанию на праймериз – слева. Но протест с правого фланга и в США, а часто и в странах ЕС, сейчас оказывается гораздо более сильным, чем левый. То, что идеология и ценности глобализма размывали в первую очередь чувство национальной идентичности граждан и их стремление к подлинному, а не процедурно-показному народовластию, сделало консервативные ценности лучше и органичнее отвечающими общему настроению простых граждан на Западе, чем левацкие лозунги. Поэтому победа Трампа, уже сформировавшая трампизм как новое социально-политическое явление, возрождает идеи консерватизма в политике и общественной жизни.

В итоге сейчас мы видим системное изменение политического ландшафта на Западе – старые неолиберальные глобалисты противостоят сторонникам консервативного выбора, сторонникам акцента на суверенитете государств, принципа суверенной демократии, когда каждая нация выбирает свою собственную, наиболее отвечающую ее идентичности и историческим традициям форму народовластия, сторонникам принципа ответственности в политике. А безответственность политических решений у старых элит Запада была на виду, причем в ЕС даже больше, чем в США. Но и в Соединенных Штатах Барак Обама только то и делал, что печатал новые триллионы долларов, удвоив до $19 трлн. гигантский долг США.

В контексте Валдайского выступления Владимира Путина о борьбе старых глобалистских элит и новых гражданских протестных движений можно сказать так: внутренняя трансформация самого Запада неизбежна. В каких-то странах она будет происходить мирным путем, через выборы, как мы это сейчас видим в США. Но во многих случаях противоречие между элитами и народом может создать, да и уже создает новую революционную ситуацию (абсолютно по классическим марксистским рецептам: верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому). Показательной в этой связи стала истеричная реакция на победу Трампа со стороны теряющего почву под ногами истеблишмента «Вашингтонского обкома» и прикормленной им голливудско-бродвейской богемы («С кем вы, мастера культуры?!»). Открыто высказываемые ими призывы к силовому свержению Трампа, а то и к его физическому уничтожению, показывают, что США действительно находятся в режиме революционной ситуации. В этой связи трампизм вполне может знаменовать собой начало консервативной революции на Западе, которая имеет все шансы на то, чтобы стать основным трендом развития Запада на ближайшее десятилетие.

И здесь для нас очень важно, что практически все протестные движения – и левые, и правые – начинают обращать внимание на Россию как на символ альтернативы. Россию часто упрекают, что мы только критикуем, но не можем предложить позитивной альтернативной программы. Но такая программа есть, и парадоксально, что со стороны она видится даже более отчетливо, чем нам самим. Обобщая, ее можно свести к трем основным категориям: суверенная демократия, ответственность и духовность в политической жизни. Эта триада делает Россию – повторю, во многом неожиданно для некоторых из нас – символом альтернативы и, возможно, символом сопротивления западным либеральным элитам в процессе трансформации Запада.

В общем и целом консерватизм лежит в основе этой альтернативы. Но скорее даже не как идеологическая традиция, а как бытовой – в нейтральном смысле – консерватизм каждого гражданина, который хочет, чтобы его нация была сильной, чтобы его жизнь была защищена, чтобы его работа была стабильной, чтобы его семья жила в мире и безопасности. Эти обычные, исконные, консервативные ценности, присущие большинству людей, оказались отринуты неолиберальными элитами Запада. Поэтому то, что мы сейчас видим, можно назвать консервативным протестом. Поэтому-то мировоззренческий консерватизм, консерватизм как своего рода идентичность, действительно лежит в основе протеста.

Что касается смычки консерватизма и демократии, то и здесь нет ничего неестественного. Под влиянием глобалистских элит и их мейнстримных идеологических школ мы привыкли понимать демократию в строго процедурном наполнении, исключительно как западную выборную систему, и ничего более. Но если понимать демократию не как электоральную процедуру воспроизводства власти элит, а исходя из первоначальной семантики этого термина – как народовластие, то противоречия между консерватизмом и демократией оказываются сняты. Для этого надо лишь отодвинуть в сторону наработки мейнстримных идеологических теорий и обратиться к сущности явлений.

Все эти пункты Трамп активно озвучивал в своей предвыборной кампании. Это – реиндустриализация США, создание собственных рабочих мест, противодействие вывозу производств за границу. Обещание и даже угроза резко увеличить экспортные пошлины, чтобы остановить бегство производства. В результате Трампа поддержал так называемый «Ржавый пояс» – старые промышленные штаты США, которые сейчас в упадке и которым Трамп предложил новую стратегию развития. Это вписывается и в понимание консерватизма, и в понимание суверенной демократии и в понимание принципа ответственной политики. Потому что президент страны должен заботиться о благе своих граждан, а не о благе глобалистских элит.

Сказанное справедливо и в отношении миграционной проблемы. Миграционная повестка кампании Трампа была очень жесткой, неполиткорректной, но пользовалась поддержкой самих американцев. И большую роль в победе Трампа сыграл не только «Ржавый пояс», не только пресловутые белые необразованные мужчины из маленьких американских городков, американской глубинки, но и раскол внутри латиноамериканской общины США, которая обычно, за редкими нюансами, голосовала за демократов. Но и невыполненное Клинтон обещание выбрать в вице-президенты политика от латиноамериканской общины, и стратегия Трампа, в том числе по миграционной политике в отношении Мексики, парадоксальным образом привлекли на его сторону тех латиноамериканцев из первых волн эмигрантов, которые уже легализовались в США, наладили свой быт и совсем не хотят наплыва новых соотечественников.

Подобный парадокс есть и во Франции, где социальная база поддержки Марин Ле Пен – это не только белые консерваторы, но и большое количество арабов и африканцев, которые уже легализовались во Франции, получили гражданство и работу.

Победа Трампа показала также, что закончился триумф политкорректности. Что можно ломать все политкорректные клише, ломать их осознанно, провокационно и остро. И это окажется именно тем, что думает большинство народа. Это, конечно, консервативное понимание народовластия. И этот рецепт Трампа может быть взят на вооружение и в других странах.

Теперь, после победы Трампа (если его все-таки не устранят от власти) можно рассуждать и о серьезном воздействии трампизма на западные страны по другую сторону Атлантики. Здесь уже начали говорить об «эффекте домино», когда вслед за Трампом (и Brexit) посыплются все остальные косточки отжившей свой век старой западной системы. Главным образом эффект от победы Трампа скажется на Европе. И не только потому, что Трамп обещал вывести НАТО из Европы, что уже вызвало панику в глобалистских элитах, в Брюсселе и у лимитрофов в Прибалтике, но и потому, что пример Трампа может оказать серьезное стимулирующее воздействие на процесс трансформации во многих странах ЕС. На консолидацию протестных движений, если старые элиты будут их жестко давить и наклеивать на них ярлыки, на случаи новых гражданских протестов. Кроме того, в 2017 г. предстоят выборы во Франции и в Германии, где может развернуться гораздо более серьезная борьба, чем если бы Трамп не победил. Провал на референдуме в декабре совершенно антидемократической конституционной реформы в Италии, затеянной верным учеником Обамы и Меркель итальянским премьером Маттео Ренци, делает уже сейчас Италию первым примером этого «эффекта домино».

В этих рамках для нас важно вновь обратиться к своего рода российскому измерению трампизма и запущенного им «эффекта домино». Если ставить победу Трампа в российский контекст, то я бы отметил, что альтернативная повестка развития мира, которую предлагал российский президент и которая ассоциировалась с РФ, была парадоксальным образом востребована американцами. Владимир Путин на Валдае в полушутку сказал: «Америка – это не банановая страна, а великая держава». И сейчас Трамп это подтвердил. Приход Трампа к власти в США – это шанс на то, что великая консервативная Америка, которую по силам создать Трампу в ходе предстоящей борьбы со старым истеблишментом, будет полезна великой консервативной России.

Об этом вполне отчетливо идет речь и в новой Концепции внешней политики России, которая была опубликована 1 декабря. Она прямо развивает эту тему. Наибольшую новизну в Концепции представляет второй раздел об основных тенденциях в мире будущего. Там прямо и без экивоков делается вывод о «закате Запада». В Концепции сказано, что «сокращаются возможности исторического Запада доминировать в мировой экономике и политике». Больше того, «попытки навязывания другим государствам собственной шкалы ценностей» со стороны Запада, его «политика сдерживания альтернативных центров силы» объявляются в Концепции основной причиной для конфликтов и войн, для «хаоса и неуправляемости в международных отношениях». Соответственно, «борьба за доминирование в формировании ключевых принципов организации будущей международной системы становится главной тенденцией современного этапа мирового развития». Тем самым, XXI век прямо объявляется веком борьбы.

Отмечу и то, что с такой бескомпромиссностью наши концептуальные внешнеполитические документы уже давно не писались. Ее отличие от ставшего уже привычным интернет-мемом «выражения озабоченности» очевидно. Еще более очевидно различие этой идеологической базы Концепции с готовящейся сейчас внешнеполитической частью новой экономической стратегии, которую составляет Алексей Кудрин и привлеченные им институты РАН, и где ключевая идея – прямо противоположная: о снижении геополитической напряженности и вновь встраивании России в хвост либерального фарватера старого «исторического Запада». Тем самым противодействие трампизму становится реальностью не только в «Вашингтонском обкоме», но и среди наших собственных «грантоедов». Вот почему борьба за глобальный консервативный разворот будет ожесточенно вестись не только в Америке, но у нас.

Поэтому главное, чтобы мы сами это понимали. Поскольку сейчас мы находимся в абсолютно переломной точке пути, и решительный отказ от глобалистского либерализма означает не просто риторическую фразу. Вполне возможное взаимодействие нарождающейся в рамках трампизма великой консервативной Америки и великой консервативной России, воссозданной из пепла 90-х нашим народом и президентом Путиным, действительно может изменить мир.

Олег Николаевич БАРАБАНОВ – профессор РАН, доктор политических наук, программный директор Валдайского клуба, профессор МГИМО