Иван МАЛЕВИЧ

В то же время Энтони Бивор – самый авторитетный и самый издаваемый в мире автор, пишущий о Второй мировой войне, утверждает, что «следствием Первой мировой войны, несомненно, стали нестабильные границы и напряженность в большей части Европы. Но именно Адольф Гитлер был главным архитектором нового ужасающего мирового конфликта, унесшего жизни миллионов людей и поглотившего, в конце концов, и его самого. Однако интригующим парадоксом является факт, что первое столкновение Второй мировой войны… произошло на Дальнем Востоке». Об этом он написал в предисловии к своей книге «Вторая мировая война», являющейся итогом тридцатилетней работы над темой. После выхода ее в свет The New York Times отмечала, что «вплоть до наших дней значение этой кровопролитной, поистине эпохальной войны остается не понятым до конца. В своей новой монографии «Вторая мировая война» Энтони Бивор называет ее «величайшей рукотворной катастрофой в истории человечества». Эти слова наиболее точно отражают самую сущность тех великих событий».

Со Второй мировой войной связаны и другие юбилейные даты этого года, в частности, 70-летие высадки союзников в Нормандии.

ПОСЛЕДСТВИЯ ВЕРСАЛЬСКОГО МИРА

Действительно, в прямом смысле слова эта катастрофа была рукотворной, поскольку ее создали политики, подписавшие Версальский мирный договор, ознаменовавший окончание Первой мировой войны. Геополитические ее итоги: распад некогда могущественных империй, возникновение целого ряда новых государств, продиктованная Парижской мирной конференцией и Версальским договором перекройка границ – в первую очередь за счет Австро-Венгрии, Германии и России, привели к переделу мира. Это вызвало у многих людей и целых народов чувства горечи поражения и унижения. Национальные меньшинства, проживающие в относительном мире и покое при старых имперских режимах, теперь оказались под угрозой доктрин чистоты нации. Борьба за региональное и мировое господство, восстановление одними державами утраченных территорий и сфер влияния и защита аналогичных завоеваний другими во многом определяла в последующее двадцатилетие международные отношения в Европе и мире. Как пишет в своей книге Энтони Бивор, «хотя ничто в истории не является предначертанным, нельзя не заметить, глядя в прошлое, что порожденный Версальским договором замкнутый круг взаимной ненависти победителей и побежденных сделал начало еще одной мировой войны неизбежным».

Что же касается России, то, пожалуй, точнее всего о ее роли в Первой мировой войне и финале этой войны сказал Уинстон Черчилль: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была на виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена». И еще: «Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 г.; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 г. непобедимой, более сильной, чем когда-либо. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями». Несмотря на то что никто не отрицал вклада Русской императорской армии в общую победу, Россия не попала на Парижскую конференцию, поскольку большевистский режим считали временным явлением, который не собирались признавать. Однако в приглашении отказано было и лидерам белого движения, в частности, Верховному Правителю России адмиралу Александру Колчаку. Сам факт его приглашения на конференцию оказал бы существенную, по крайней мере, моральную поддержку белому движению. Следовательно, дело было не в идеологии, а в конкретных национальных и политических интересах союзников, которые рассчитывали максимально территориально ослабить Россию. Таким образом, решения Парижской мирной конференции по жизненно важным для России вопросам, которые принимались без ее участия, в новых исторических условиях 1939 г. и позднее – в 1940-х гг. дали СССР основание не считаться с ними.

Условия Версальского мира традиционно воспринимаются исключительно унизительными и жестокими по отношению к Германии. Считается, что именно это привело к крайней социальной нестабильности внутри страны, возникновению ультраправых сил и приходу к власти нацистов.

Согласно этому договору, Германия была лишена восьмой части ее территории, а также колониальных владений. Ей было предписано сократить численность своих вооруженных сил до минимума и выплатить громадные репарации. Все это вместе взятое способствовало зарождению национал-социализма – идеологии крайнего шовинизма и расизма, изложенной для всеобщего ознакомления Гитлером в книге «Mein Kampf» («Моя борьба»), в которой он проповедовал теорию «превосходства германской расы» и пытался доказать, что Германия якобы не имеет достаточного «жизненного пространства». «Mein Kampf», комбинация автобиографии Гитлера и политического манифеста, впервые была опубликована в 1925 г. и впоследствии стала библией германского национал-социализма. Как пишет Энтони Бивор, «трагедия Германии заключалась в том, что критическая масса немецкого населения, жаждущая порядка и уважения к себе, с удовольствием последовала за самым безрассудным преступником в истории человечества. Гитлеру удалось пробудить в ней самые низменные инстинкты: чувство обиды, нетерпимость, высокомерие и самый опасный из них всех – чувство расового превосходства». Накануне президентских выборов в 1932 г. Гитлер в обращении к народу Германии сказал: «Если вы изберете меня вождем этого народа, я установлю новый мировой порядок, который будет длиться тысячу лет». Во втором туре за него проголосовало 36,7% избирателей – 13,5 млн. немцев.

ПЛАНЫ ПО ЗАВОЕВАНИЮ МИРОВОГО ГОСПОДСТВА

Используя антиверсальские настроения в стране, национал-социалисты утверждали, что только война может улучшить положение немецкого народа, для чего необходимо завоевать Европу и в дальнейшем установить свое господство во всем мире. Основное место в этих планах отводилось захвату Советского Союза. «Когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, – писал Гитлер в «Mein Kampf», – то мы должны в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства. Сама судьба указывает нам этот путь». Именно порабощение России и проживающих там «менее полноценных» в расовом отношении народов давало возможность превратить ее в жизненное пространство для немцев, сделать, по выражению Гитлера, «германской Индией» и исходной базой для борьбы за мировое господство. Для этого, как указывалось в «Mein Kampf», нужно «прорубить путь к расширению на Восток с помощью огня и меча».

Между прочим, у идей Гитлера были «респектабельные» предшественники в кайзеровской Германии. В частности, в октябре 1914 г. рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег провозгласил одной из целей начавшейся войны «по возможности оттеснить Россию от германской границы и подорвать ее господство над нерусскими вассальными народами». То есть неприкрыто указывалось, что Германия стремится к установлению своего безраздельного влияния на землях Прибалтики, Белоруссии, Украины и Кавказа. Летом 1915 г. наиболее полно безудержные мечты германского правящего класса были выражены в так называемом «Меморандуме германских профессоров», под которым подписалось 1347 ученых. В этом документе выдвигалась задача установления мирового господства Германии путем захвата территории Северо-Восточной Франции, Бельгии, Нидерландов, Прибалтики, Украины, Кавказа, Балкан, всего Ближнего Востока до Персидского залива, Индии, большей части Африки, в особенности Египта, с тем, чтобы там «нанести удар по жизненно важному центру Англии».

Пожалуй, Гитлер в составлении своих планов по завоеванию мирового господства был обыкновенным плагиатором. Кроме того, как пишет Энтони Бивор, «его мечта о покоренных восточных территориях была в значительной степени подкреплена кратким периодом немецкой оккупации в 1918 г. прибалтийских республик, части Белоруссии, Украины и юга России вплоть до Ростова-на-Дону. Все это произошло после заключения в 1918 г. Брест-Литовского договора, навязанного Германией новорожденному советскому государству. Особенно привлекала внимание Германии Украина, житница Европы, после того как сама Германия чуть не умерла от голода в результате британской блокады во время Первой мировой войны».

Каким образом Германия вдруг смогла навязать этот договор России, которая была на пике своего военного могущества, становится ясным из того, что германский генеральный штаб с согласия кайзера Вильгельма финансировал Владимира Ленина, чтобы тот организовал революцию в России с целью вывода ее, как главного противника Германии, из Первой мировой войны. Как утверждает немецкий историк и автор книги «Купленная революция. Тайное дело Парвуса» Элизабет Хереш, «за это он заключил мирный договор в Брест-Литовске, который никогда бы не принял ни один уважающий себя государственный деятель. Он продал часть России, политую кровью русских солдат. Он поставлял в Германию зерно, уголь и нефть, что обескровливало Россию. Все это потому, что Ленин соблюдал условия, которые принял, когда получал деньги от немцев. Они его просто купили».

Известный британский историк, эксперт по Германии, официальный биограф короля Георга VI Джон Уилер-Беннет в 1938 г. написал книгу «Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии», которая посвящена «самому унизительному военному и политическому поражению России в ее истории». Этот труд не случайно выдержал множество переизданий – спустя почти 75 лет он все еще актуален. Значение Брестского мира, считал Уилер-Беннет, не было оценено до конца. На самом деле он «явился переломным, поворотным пунктом исторического развития; именно от него тянулась причинно-следственная цепь событий, напрямую связанных с вопросами войны и мира, от которых зависело, в каком направлении будет развиваться мир».

Выступая в июне 2012 г. в Совете Федерации, президент РФ Владимир Путин сказал, что итоги Первой мировой войны зачастую замалчиваются. «Наша страна проиграла эту войну проигравшей стороне. Уникальная ситуация в истории человечества! Мы проиграли проигравшей Германии. По сути, капитулировали перед ней, а она через некоторое время сама капитулировала перед Антантой», – отметил он. «И это результат предательства тогдашнего руководства страны. Это очевидно, они боялись этого и не хотели об этом говорить, поэтому замалчивали», – пояснил президент. «Они искупили свою вину перед страной в ходе Второй мировой войны, это правда. Сейчас не будем говорить о цене – это другой вопрос, но замалчивали именно поэтому», – добавил Владимир Путин.

Как видим, направления экспансии Гитлера по завоеванию мирового господства имели историческую основу, по крайней мере, со времен Первой мировой войны. По этой причине политические элиты основных европейских государств в межвоенный период были в курсе этих глобальных планов и своими вольными или невольными действиями способствовали их осуществлению на практике. В частности, прибывшему в 1935 г. в Берлин министру иностранных дел Великобритании Энтони Идену Гитлер заявил, что, вооружаясь, Германия оказывает огромную услугу Европе, защищая ее от зла большевизма. Именно этим объясняется та благосклонность, с которой победители в Первой мировой войне взирали на разрушение Германией всей Версальской системы, и их готовность следовать по пути «умиротворения» фашизма. Даже политики, симпатизировавшие левым силам, не считали нужным противостоять гитлеровскому режиму, считая, что с Германией на Парижской мирной конференции поступили крайне несправедливо.

Параллельно в Азии вызревал другой крупный очаг напряженности, создаваемый императорской Японией. Ее геополитические цели были сформулированы в 1927 г. в меморандуме генерала Танака, представленном императору. В нем говорилось: «Для того чтобы покорить мир, мы должны прежде всего покорить Китай… Овладев ресурсами Китая, мы перейдем к покорению Индии, Малой Азии, Средней Азии и Европы». Японское военное руководство еще до прихода нацистов к власти в Германии задумывалось над тем, какая из европейских держав могла бы быть их союзником в войне против СССР. Несомненно, эти грандиозные планы способствовали сближению Японии с Германией и подтолкнули Гитлера, страстно желавшего также найти еще одного союзника в предстоящей войне с Советским Союзом, заключить с Японией в ноябре 1936 г. Антикоминтерновский пакт. Самое интересное в том, на сколько схожи были планы завоевания мирового господства этих двух союзников. Как пишет Энтони Бивор, «японская военщина отводила Китаю роль, подобную той, которую нацисты отводили Советскому Союзу: территория и население, которые должны быть порабощены, чтобы прокормить Японию».

Примерно с весны 1941 г. германское руководство приступило к детальной разработке дальнейших планов по завоеванию мирового господства. Вычерчивались направления ударов фашистских армий, опоясавшие весь земной шар. В служебном дневнике верховного главнокомандования вермахта (ОКВ) за 17 февраля 1941 г. было изложено требование Гитлера о том, что «после окончания восточной кампании необходимо предусмотреть захват Афганистана и организацию наступления на Индию». Вот почему еще задолго до начала войны гитлеровская разведка активизировала свою деятельность на территории Афганистана. Для этого она активно использовала немецких специалистов и инструкторов, работавших на стройках, предприятиях, в афганской армии и учебных заведениях. С территории Афганистана немцы пытались вести работу по дестабилизации обстановки в среднеазиатских республиках СССР и инспирированию сепаратистских выступлений в восточных областях Индии (ныне эти территории входят в состав Пакистана). Индия, как тогда считали, являлась сердцем Британской империи, и ее захват, как полагал Гитлер, ускорил бы капитуляцию Англии. Исходя из этих указаний, в ОКВ началось планирование операций вермахта на осень 1941 г. и зиму 1941-1942 гг. Их замысел был изложен в проекте директивы №32 «Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса», разосланной командованиям сухопутных войск, авиации и флота 11 июня 1941 г. Разработка этой директивы и других документов свидетельствует о том, что после разгрома СССР, завоевания Афганистана, а затем и Индии, где немецко-фашистские войска должны были соединиться с японскими, и последующей капитуляцией Англии, Германия намеревалась в союзе с Японией захватить Америку. Ключевые позиции для дальнейших наступательных операций по порабощению мира, как представлялось агрессорам, давал «молниеносный» поход против СССР.

УПУЩЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ

Была ли возможность избежать Второй мировой войны при наличии у Германии и Японии таких намерений?

Как пишет Энтони Бивор, «план нацистов, принимающих во внимание горькие уроки Первой мировой войны, состоял в том, чтобы избежать войны на два фронта». И средства для того, чтобы поставить Берлин именно в такую, крайне нежелательную для него ситуацию, были созданы. 2 мая 1935 г. СССР и Франция подписали двусторонний договор об оказании взаимной помощи в случае, если одна из сторон подвергнется военному нападению в Европе. Вскоре СССР подписал аналогичный договор с Чехословакией, который предусматривал оказание ей помощи в случае агрессии при условии оказания такой помощи Францией. Однако Франция почему-то всегда забывала про этот договор, когда его можно было задействовать. Так было при занятии Германией 7 марта 1936 г. Рейнской демилитаризованной зоны (Рейнланд). По условиям Локарнских соглашений Германия не имела права держать в этой части своей страны вооруженные силы и строить укрепления. Известный американский историк и журналист, свидетель тех событий Уильям Ширер отмечал, что введение немецких войск в Рейнланд было чистейшей авантюрой Гитлера, достаточно было Франции двинуть несколько дивизий, и они не только выбили бы из рейнской зоны германские войска, но и получили бы шанс дойти до Берлина. Как пишет Ширер, «в марте 1936 г. две западные державы имели последний шанс, не развязывая большой войны, остановить милитаризацию и агрессивность тоталитарной Германии и привести к полному краху, как отмечал и сам Гитлер, нацистский режим. Они этот шанс упустили. Для Франции это стало началом конца. Ее восточные союзники – Россия, Польша, Чехословакия, Румыния и Югославия были поставлены перед фактом: Франция не будет воевать против Германии». Таким образом, еще в марте 1936 г. Германия не только продемонстрировала всей Европе слабость Франции и Великобритании, но и получила стратегическое преимущество.

Об этой же слабости западных держав свидетельствует подписание Мюнхенского соглашения (подробнее см. журнал «Национальная оборона» №12/ 2013). Накануне этого события, 21 сентября, Уинстон Черчилль передал в печать следующее заявление о кризисе: «Расчленение Чехословакии под нажимом Англии и Франции равносильно полной капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой применения силы. Такой крах не принесет мира или безопасности ни Англии, ни Франции. Наоборот, он поставил эти две страны в положение, которое будет становиться все слабее и опаснее... Военный потенциал Германии будет возрастать в течение короткого времени гораздо быстрее, чем Франция и Англия смогут совершить мероприятия, необходимые для их обороны». Более того, как пишет Уильям Ширер, «хотя СССР был связан военным союзом с Чехословакией и Францией, французское правительство шло вместе с Англией и Германией и, не протестуя, исключило Россию из Мюнхена. Это было унижение, которое Сталин не забыл, которое дорого обошлось обеим западным демократиям».

Этого и добивался Гитлер. Как заявил в Нюрнберге фельдмаршал Кейтель: «Целью Мюнхена было вытеснить Россию из Европы, выиграть время и завершить вооружение Германии». Одно из польских изданий по этому поводу осенью 1939 г. на своих страницах поместила карикатуру, на которой изображен мужчина нереспектабельного вида по имени Иван, пинком ноги выброшенный за дверь с надписью «Еuropa».

По словам Энтони Бивора, «Чемберлен также совершил фундаментальную ошибку, отказавшись провести консультации со Сталиным. Это определенным образом повлияло на решение советского диктатора в августе следующего года заключить с нацистской Германией пакт о ненападении. Чемберлен самоуверенно полагал, что только он сможет убедить Гитлера в том, что хорошие взаимоотношения с западными союзниками были бы в его собственных интересах». Энтон Бивор далее утверждает: «Некоторые историки полагают, что если бы Англия и Франция были готовы воевать осенью 1938 г., то события развивались бы совсем иначе».

Действительно, Германия никогда не начала бы войну на два фронта, поскольку у Франции было 60-70 дивизий по сравнению с полдюжиной немецких дивизий на Западном фронте, да и к тому же у нее был договор с СССР о взаимопомощи. Кроме того, сама Чехословакия с 30 дивизиями и мощными долговременными укреплениями вдоль границы с Германией была надежным союзником в войне. Почему события развивались по-другому, объясняет Энтони Бивор: «Факт остается фактом: ни британский, ни французский народы не были психологически готовы к войне, в основном потому, что были дезинформированы политиками, дипломатами и прессой. Любой, кто пытался предупредить о планах Гитлера – например, Уинстон Черчилль – считался поджигателем войны».

Как осуществлялась дезинформация населения в то время, пишет Борис Тененбаум в монографии «Черчилль. Трагедии и триумфы», лучшей современной биографии одного из крупнейших политиков XX века, изданной в 2013 г.: «В 1938 г. The Times не печатала фотографий избиваемых на улице австрийских евреев – редактор газеты Джеффри Даун был уверен, что «помочь уже ничем нельзя, а накалять публику против Германии совершенно незачем». Само собой разумелось, что The Times не печатала Черчилля, а после Мюнхена он был изгнан – по желанию владельца – со страниц газет лорда Бивенбрука. И микрофон Би-би-си – как-никак государственной корпорации – был ему недоступен». Как видим, СМИ внесли свой немалый вклад в создание условий для подписания западными демократиями Мюнхенского соглашения.

Уинстон Черчилль в своих мемуарах «Вторая мировая война» отмечает, что было проигнорировано предложение СССР, сделанное 17 апреля 1939 г., «создать единый фронт взаимопомощи между Англией, Францией и СССР». 4 мая 1939 г., комментируя это предложение СССР, Черчилль писал: «Нет никакой возможности удержать Восточный фронт против нацистской агрессии без активного содействия России. Россия глубоко заинтересована в том, чтобы помешать замыслам Гитлера в Восточной Европе. Пока еще может существовать возможность сплотить все государства и народы от Балтики до Черного моря в единый прочный фронт против нового преступления или вторжения. Если подобный фронт был бы создан со всей искренностью при помощи решительных и действенных военных соглашений, то в сочетании с мощью западных держав он мог бы противопоставить Гитлеру, Герингу, Гиммлеру, Риббентропу, Геббельсу и компании такие силы, которым германский народ не захочет бросить вызов». По его словам, «эти три державы должны были гарантировать неприкосновенность тех государств, которым угрожала германская агрессия». «Не может быть сомнений в том, – отмечает Черчилль, – что Англии и Франции следовало принять предложение России». При этом он делает важнейший вывод, который свидетельствует об упущенных возможностях западных стран: «Гитлер не мог бы позволить себе начать войну на два фронта». Однако, как пишет Черчилль, «переговоры зашли как будто в безвыходный тупик. Принимая английскую гарантию, правительства Польши и Румынии не хотели принять аналогичного обязательства в той же форме от русского правительства. Такой же позиции придерживались и в другом важнейшем стратегическом районе – в Прибалтийских государствах». Ответив отказом, сразу же, по словам Черчилля, «Эстония и Латвия подписали с Германией пакты о ненападении. Таким образом, Гитлеру удалось без труда проникнуть вглубь слабой обороны запоздалой и нерешительной коалиции, направленной против него».

Вне всякого сомнения, отказ получить гарантии безопасности от СССР и поспешное заключение с Германией пактов о ненападении были исключительно следствием русофобской и прогерманской политики тогдашних руководителей этих стран, что не могло не вызывать обеспокоенности советского руководства.

С предложением об оказании помощи СССР обращался также непосредственно к Польше. 10 мая заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Потемкин во время встречи с министром иностранных дел Польши Юзефом Беком сообщил: «СССР не отказал бы в помощи Польше, если бы она того пожелала». Однако на следующий день посол Польши в Москве Вацлав Гжибовский явился к наркому иностранных дел СССР Вячеславу Молотову и заявил, что Польша не желает англо-франко-советских гарантий и «не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР». Причина отказа становится понятной, если вспомнить, что во время двух раундов переговоров министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа и Юзефа Бека, проходивших в Варшаве 6 и 26 января 1939 г., кроме всего прочего обсуждался вопрос о политике Польши и Германии по отношению к Советскому Союзу. В частности, во время беседы 26 января Юзеф Бек заявил: «Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю». По окончании переговоров германский посол в Варшаве Хельмут Мольтке, отвечая на вопрос о позиции Польши в случае столкновения между Германией и Россией, заявил: «Обстановка полностью ясна. Мы знаем, что Польша в случае германо-русского конфликта будет стоять на нашей стороне. Это совершенно определенно».

Надо полагать, как пишет Черчилль, что в связи с этим «нежеланием Польши и Прибалтийских государств быть спасенными Советами от Германии… советское правительство предложило, чтобы переговоры продолжались на военной основе с представителями, как Франции так и Англии».

Бывший посол США в СССР Джозеф Дэвис в письме от 18 июля 1941 г., адресованном советнику президента Рузвельта Гарри Гопкинсу, так охарактеризовал дилемму, стоящую в те дни перед Советским Союзом: «Все мои связи и наблюдения, начиная с 1936 г., позволяют утверждать, что кроме президента Соединенных Штатов, ни одно правительство яснее советского правительства не видело угрозы со стороны Гитлера делу мира, не видело необходимости коллективной безопасности и союзов между неагрессивными государствами».

Поэтому, видимо, и начавшиеся летом 1939 г. в Москве англо-франко-советские переговоры военных делегаций по созданию военного союза против Германии также ни к чему не привели.

Как бы предваряя их, Черчилль отмечает: «Позади был Мюнхен. Армии Гитлера имели еще год для подготовки. Его военные заводы, подкрепленные заводами Шкода, работали на полную мощность». Но на этот факт западные демократии, судя по всему, не обращали внимания.

Нарком обороны Климент Ворошилов, возглавлявший делегацию СССР на англо-франко-советских переговорах, 14 августа 1939 г. задал главный вопрос: позволено ли будет Красной Армии пройти через Вильно и Польскую Галицию? Если не осуществить этого выхода, немцы быстро оккупируют Польшу и выйдут к границе СССР. «Мы просим о прямом ответе на эти вопросы… Без четкого, прямого ответа на них продолжать эти военные переговоры бесполезно», – заявил Ворошилов. Однако Польша такого разрешения не предоставила. То есть СССР мог вступить в войну с Германией только после гибели Польши!

Объяснение этого казуса читаем у Черчилля: «Героические черты характера польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания». На переговорах 1939 г. Варшава отказала не СССР, а Франции и Великобритании, фактически создавшим независимую Польшу на Парижской мирной конференции 1919 г.

19 августа министр иностранных дел Польши Юзеф Бек официально отверг требование англичан и французов пропустить советские войска: «Я не допускаю, что могут быть какие-либо дискуссии относительно какого-либо использования нашей территории иностранными войсками. У нас нет военного соглашения с СССР. Мы не хотим его». Однако Великобритания и Франция, даже имея необходимые рычаги воздействия, не прибегли к твердым мерам переубеждения руководителей Польши. Американский историк Фредерик Шуман напишет позднее: «все западные державы предпочитали гибель Польши ее защите Советским Союзом. И все надеялись, что в результате этого начнется война между Германией и СССР».

В то же время Черчилль отмечает, что «союз между Англией, Францией и Россией вызвал бы серьезную тревогу у Германии в 1939 г., и никто не может доказать, что даже тогда война не была бы предотвращена». «Думаю, именно тогда был упущен последний исторический шанс; в оставшееся время до 1 сентября 1939 г. и 22 июня 1941 г. уже, видимо, нельзя было кардинальным образом изменить стратегические решения Берлина», – подчеркнул Уинстон Черчилль.

В создавшейся ситуации СССР был вынужден 23 августа подписать пакт о ненападении с Германией, которому в 2014 г. также исполнится 75 лет. Накануне, вечером 22 августа маршал Ворошилов сказал главе французской миссии: «Вопрос о военном сотрудничестве с Францией висит в воздухе уже несколько лет, но так и не был разрешен. В прошлом году, когда погибала Чехословакия, мы ждали от Франции сигнала, но он не был дан. Наши войска были наготове… Французское и английское правительства теперь слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…».

Черчилль по поводу подписания пакта напишет: «Мюнхен и многое другое убедили советское правительство, что ни Англия, ни Франция не станут сражаться, пока на них не нападут, и что даже в таком случае от них будет мало проку. Надвигавшаяся буря была готова вот-вот разразиться. Россия должна позаботиться о себе». Вот этой фразой, что «Россия должна позаботиться о себе», Черчилль полностью оправдывает действия СССР в истории с заключением пакта Молотова-Риббентропа. У СССР после срыва переговоров с Англией и Францией было только два варианта: принять предложение Германии и заключить с ней пакт о ненападении, тем самым получив передышку на некоторое время, или же остаться в одиночестве перед лицом надвигающейся войны.

Сегодня нужно быть совершенно наивным человеком, чтобы утверждать, что если бы СССР не заключил пакта о ненападении с Германией, то Гитлер не начал бы войну. Решение о нападении на Польшу им было окончательно принято 23 мая. Для исключения новой Антанты и войны на два фронта, Гитлер 21 августа направил предложение одновременно Лондону принять Геринга для встречи с Чемберленом и «урегулирования разногласий» на англо-германских переговорах, а Москве – Риббентропа для подписания пакта о ненападении (подобный пакт Великобритания подписала 30 сентября 1938 г.). Согласием ответили обе столицы. Гитлер выбрал Москву, отменив визит Геринга в Лондон. Тайну подготовки переговоров хранят британские архивы. В своей книге «Утраченное время. Как начиналась Вторая мировая война» известный английский историк Леонард Мосли пишет: «В английской столице 23 августа Невиль Чемберлен и лорд Галифакс все еще ждали, теперь уже без особой надежды, известий из Берлина относительно обещанного визита Геринга в Лондон».

Вне всякого сомнения, откажи Кремль в приеме Риббентропа, СССР осталось бы ждать германской агрессии в совершенно невыгодной оперативной обстановке. Поскольку немецкие войска начали бы ее с рубежа в 30 км западнее Минска, немецко-финские – с рубежа в 17-20 км от Ленинграда, немецко-румынские – в 45 км от Одессы... Очевидно, что, имея такие стартовые позиции в войне против Советского Союза, вермахт поздней осенью 1941 г. и зимой 1941-1942 гг. приступил бы к реализации директивы №32 по завоеванию мирового господства. Вот почему некоторые немецкие политические деятели и генералы полагали, что заключение пакта Молотова-Риббентропа, укрепив стартовые позиции Германии в войне и дав ей некоторые другие преходящие тактические плюсы, нанесло ей невосполнимый конечный стратегический урон. В записке от 20 ноября 1939 г. бывший начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Людвиг Бек писал, что успех в войне против Польши обесценен выдвижением СССР на запад. Действительно, расстояние до Москвы от западной границы СССР возросло почти на треть, что похоронило немецкий блицкриг, а заодно и планы Гитлера по завоеванию мирового господства.

Следует также особо подчеркнуть, что заключение пакта Молотова-Риббентропа позволило СССР в 1941 г. избежать войны на два фронта. Пакт был заключен в разгар боев на Халхин-Голе, что стало шоком для японского руководства. Правительство Японии ушло в отставку, а новый кабинет был вынужден заняться выработкой новой военно-политической стратегии, в которой широкомасштабная агрессия против СССР сдвигалась на неопределенное время. Это стало ответом Японии на пренебрежительное отношение со стороны Германии к союзническим отношениям по Антикоминтерновскому пакту, заключенному в 1936 г. между Германией и Японией с целью не допустить дальнейшего распространения советского влияния в мире, что предполагало совместные действия против СССР. Энтони Бивор в своей монографии пишет: «Последующий отказ Токио от нападения на Советский Союз зимой 1941 г. с геополитической точки зрения сыграет чрезвычайно важную роль в самый решающий момент войны как на Дальнем Востоке, так и в смертельной схватке Гитлера с Советским Союзом».

(Окончание – в следующем номере).

Иван Сергеевич МАЛЕВИЧ – полковник в отставке, кандидат военных наук