Сергей КОЛЕСНИКОВ

Внимание военно-политического руководства США во второй половине 60-х годов прошлого века в области стратегических наступательных вооружений (СНВ) было сосредоточено на двух крупных программах. Первая из них – развертывание новых межконтинентальных баллистических ракет (МБР) шахтного базирования и баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ), имевших не только заметно лучшие тактико-технические характеристики по точности стрельбы, оперативной готовности к немедленному пуску и боевой устойчивости, но главное – способных нести головные части (ГЧ) с несколькими ядерными боевыми блоками (ББ) сначала рассеивающего типа, а затем и индивидуального наведения (РГЧ ИН, они же РГЧ типа «МИРВ»). Эта программа была нацелена не только на завоевание превосходства над СССР в области СНВ, но и на резкое повышение боевого потенциала стратегических ядерных сил (СЯС) США, способного обеспечить поражение объектов и войсковых группировок СССР и стран Варшавского договора. Вторая программа – создание и развертывание национальной системы противоракетной обороны (ПРО), была призвана защитить территорию США от ядерного удара со стороны Советского Союза и тем самым опять же попытаться обеспечить ядерное превосходство над СССР.

Роберт Макнамара, министр обороны США в 1962-1968 гг., в прошлом – преуспевающий бизнесмен, достаточно реалистично смотрел на развернувшуюся гонку ядерных вооружений и возможные ее последствия. Несмотря на то что в 1966 г. администрация президента Линдона Джонсона выделила ассигнования на программу ПРО под названием Nike-X, у нее было много влиятельных противников, включая и Макнамару. Он считал, что гонка СНВ приобрела безумный характер, а ее логика такова, что за шагом одной стороны через какое-то время неизбежно следует ответный шаг другой. И так может продолжаться длительное время, а опасность для США и СССР втянуться в ядерный конфликт будет только возрастать. Система ПРО не даст гарантии перехвата боевых блоков советских МБР, и, следовательно, тратить на нее огромные средства нерационально. Более того, Макнамара считал, что отказ от развертывания ПРО открывает «окно возможности» для заключения с СССР договора об ограничении СНВ и снижения градуса противостояния между сверхдержавами. Не стесняясь озвучивать свою позицию, 18 сентября 1967 г. Макнамара открыто заявил, что Советский Союз обладает возможностью в ответном ударе нанести неприемлемый ущерб США, даже приняв на себя всю мощь внезапного первого удара СЯС США. И пора сесть за стол переговоров с Москвой.

Необходимо отметить, что некоторые успешные шаги по заключению договоров и соглашений в сфере коллективной безопасности к тому времени были уже сделаны. Так, в 1963 г. США, СССР и Великобритания подписали Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, под водой и в космосе. В 1967 г. был подписан многосторонний Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, и запрете размещения в космосе оружия массового поражения.

Но в США активно действовали и противники нормализации отношений с Советским Союзом. Как всегда это бывает в Соединенных Штатах, «чисто по случайному стечению обстоятельств», большинство из них были заинтересованы в развертывании ПРО. Они активно действовали на разных уровнях, а главное обнародовали сфальсифицированные данные разведки об успехах СССР в развертывании своей «плотной» ПРО и требовали от Белого дома дополнительного финансирования. При этом и программа наращивания боевого потенциала СЯС развивалась ускоренными темпами, на что также выделялись миллиарды долларов.

Первая попытка прозондировать возможность начала переговоров по проблеме развертывания ПРО была предпринята в июне 1967 г. В ходе визита Председателя Совета Министров СССР Алексея Косыгина в США Роберт Макнамара выступил с предложением о заключении договора по ограничению систем ПРО. На пресс-конференции по итогам визита Косыгин отметил, что в условиях войны во Вьетнаме, которую ведут США, вряд ли уместно проводить переговоры по ПРО, тем более в отрыве от проблемы наращивания СНВ в целом. К тому же советская разведка довольно достоверно информировала руководство страны об истинном состоянии американской программы ПРО – успехов на этом направлении было мало. В то время такие фокусы, как односторонние уступки и размен реальных СНВ на вымышленные, как при Горбачеве, у американцев не проходили.

В отличие от США, где судьба системы ПРО была отнюдь не очевидна, в Советском Союзе программа по развертыванию систем ПРО продвигалась успешно. Работы по созданию советской ПРО начались 3 февраля 1956 г. с выходом совместного Постановления Совмина СССР и ЦК КПСС «О противоракетной обороне». Дальнейшие работы по созданию «Системы «А» – именно такой шифр получила первая советская экспериментальная система ПРО – выполнялись в несколько этапов, которые поначалу шли независимо друг от друга, по линии Минобороны и промышленности. Уже в 1958 г. была испытана радиолокационная станция дальнего радиолокационного обнаружения «Дунай-2». Именно она должна была обнаруживать старт и движение баллистических ракет противника и передавать информацию о них, включая координаты, на радиолокаторы точного наведения, которые отвечали за наведение создаваемой противоракеты В-1000 на цель. Эта противоракета могла поражать летящую боеголовку на высоте до 28 км и на дальности до 60 км от старта. Планировалось оснастить ракету либо ядерной, либо осколочно-фугасной ГЧ. Последняя при подрыве в районе цели давала облако поражающих элементов, имевшее 70  м в диаметре при ошибке всего 5 м. Доводка элементов системы и испытательные пуски продолжались до середины 1961 г., и после их успешного завершения начался новый этап в развитии советских систем ПРО.

Теперь задача стояла конкретная – защитить Московский промышленный район. Работы на этом направлении начались еще в 1959 г., а создаваемая система получила название «А-35». К середине 1960х годов отработка элементов А-35 значительно продвинулась, а макет противоракеты для стрельбового комплекса этой системы впервые продемонстрировали на параде 7 ноября 1964 г. В первоначальном варианте система А-35 должна была перехватить 18 боеголовок моноблочных американских МБР на дальности около 300 км. Но с развитием средств ядерного нападения США техническое задание на А-35 периодически менялось, что сказалось на сроках завершения развертывания системы и ее конфигурации. Но в любом случае советские конструкторы в создании системы ПРО значительно опередили американских оппонентов.

Это хорошо понимали и в администрации нового президента США Ричарда Никсона. И хотя развертывание американской системы ПРО Safeguard было санкционировано, реально средства выделялись на развертывание только одного района ПРО вокруг ракетной базы «Гранд-Форкс» в штате Северная Дакота (первоначально планировалось прикрыть все базы МБР, аэродромы стратегической авиации и базы ПЛАРБ). В США не питали иллюзий о реальных способностях отразить удар советских МБР, что нашло отражение в принятой стратегии «минимизации ущерба», на тот момент полностью отвечавшей интересам США. Составным элементом этой стратегии была идея договориться с Советским Союзом об ограничении развертывания систем ПРО и обеспечении качественного превосходства американских СЯС над советскими за счет РГЧ ИН. Однако руководство СССР согласно было рассматривать ограничение ПРО не только в увязке с ограничением СНВ, но и с обязательствами сторон признать необходимость мирного существования двух политических систем и обязательством неприменения ядерного оружия в качестве средства разрешения противоречий. Администрации Никсона пришлось с этим согласиться.

Следует отметить, что на трансформацию взглядов администрации США повлияло много факторов. Это и желание части американского истеблишмента ограничить расходы на СНВ, и тем более на безумно дорогую систему ПРО, и несомненный факт скорого достижения Советским Союзом паритета в области СНВ, и рост антивоенного движения в мире и в самих США, и увязание в непопулярной Вьетнамской войне, требовавшей все больше финансовых средств и жизней американских военнослужащих. А финансовых средств стало не хватать, и чем-то надо было поступиться.

Переговорный процесс начался в Женеве и шел трудно. Исходные позиции сторон, естественно, были далеки друг от друга. Да и вообще отработка положений международного договора – многоступенчатый процесс, требующий привлечения не только дипломатов, но и специалистов в тех конкретных областях, которые являются предметом переговоров. Сам текст подписываемого договора, как правило, дополняется целым пакетом сопутствующих документов (протоколов, меморандумов, заявлений и др.), которые либо дополняют основной договор, либо дают четкое понимание и толкование его положений и связанных с ним проблем. Так было и в период переговоров в Женеве. Их ход невозможно описать в рамках журнальной статьи. Но необходимо отметить, что обе стороны были настроены выйти на конкретные договоренности.

Результатом переговоров со взаимными уступками и компромиссами стало подписание целого ряда важных документов, положивших начало новому порядку отношений между СССР и США, получившему название «разрядка международной напряженности».

В мае 1972 г. состоялась поистине историческая встреча лидеров США и СССР – президента Ричарда Никсона и Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, в ходе которой было подписано несколько документов.

Основные принципы американо-советских отношений определялись в документе «Основы взаимоотношений между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки», подписанном 29 мая 1972 г. В их числе были признание необходимости мирного существования как единственно приемлемой основы отношений двух великих держав в ядерный век, обязательства США и СССР по предотвращению конфликтов, проявление сдержанности при разрешении противоречий и отказ от применения военных средств при их преодолении, говорилось о важности организации культурного и технического обмена, организации взаимовыгодных торговых отношений. Пункт 6 данного документа прямо говорил, что стороны будут «предпринимать особые усилия для ограничения стратегических вооружений».

26 мая 1972 г. также были подписаны Договор об ограничении систем противоракетной обороны и Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений, соглашения о предотвращении инцидентов в открытом море и воздушном пространстве над ним и др.

Кроме того, лидеры США и СССР пришли к соглашению относительно многосторонних консультаций, касающихся подготовки совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Договор по ограничению систем ПРО предусматривал, что каждая из сторон имеет право развернуть по одному району ПРО, в котором не может быть более 100 противоракет, что ограничивало создание глобальной (американский термин – «широкой») ПРО, а значит лишало одну из сторон возможности избежать ответного ядерного удара. Запрещалось создавать системы ПРО на новых физических принципах, стороны обязались не создавать, не испытывать и не развертывать системы или компоненты ПРО морского, воздушного, космического или наземно-мобильного базирования, запрещалось разворачивать РЛС предупреждения о ракетном нападении на чужой территории, а на национальной территории такие станции должны были располагаться по периферии. Накладывались ограничения на модернизацию систем ПРО, а также запрещалось создавать ракеты-перехватчики с РГЧ и скоростные системы перезарядки пусковых установок ракет-перехватчиков. Договор был бессрочный.

В более широком плане заключение Договора означало отказ для сторон, и прежде всего США, от сколько-нибудь существенных планов «ограничения ущерба», а значит, в значительной степени и от идеи «реализуемого ядерного превосходства». С ограничением ПРО реализуемые на тот момент стратегические программы Соединенных Штатов (подробнее – см. журнал «Национальная оборона» №7/2019 г.) в действительности позволяли рассчитывать на преимущества лишь в весьма условной форме. Ведь в отсутствие широкой американской противоракетной обороны у Советского Союза, несмотря ни на что, оставалась безусловная способность уничтожающего ответного удара в случае попытки агрессивных кругов реализовать какие-либо военные преимущества своего ядерного потенциала. А идея о том, что в условиях ядерного превосходства США в СНВ и боевых блоках Советский Союз может нанести по США первый удар, выглядела утопией – такой удар был бы равносилен самоубийству. Поэтому Договор от 26 мая 1972 г. оказывал важнейшее стабилизирующее влияние на советско-американский военный баланс – даже несмотря на продолжавшуюся по ряду направлений гонку вооружений.

Крупным достижением для того времени в сфере ограничения стратегических вооружений явилось подписанное в тот же день Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (позднее этот документ стали неофициально именовать «ОСВ-1»). В соответствии с ним СССР и США обязались с 1 июля 1972 г. не строить дополнительные стационарные пусковые установки МБР наземного базирования. Это означало, что советским РВСН можно иметь 1300 шахтных пусковых установок (ШПУ), а Стратегическому командованию ВВС США – 1054 ШПУ. Запрещалось переоборудовать пусковые установки для легких ракет под базирование тяжелых МБР, а также пусковые установки ракет старых типов, развернутых до 1964 г. Также запрещалось увеличение количества БРПЛ и строительство новых ракетных подводных лодок сверх находившихся в строю и в стадии строительства к моменту подписания Временного соглашения. Однако разрешалось строить новые лодки на замену введенным в боевой состав до 1964 г. Протоколом к Временному соглашению определялось, что США могут иметь не более 710 ПУ для БРПЛ на 44 ПЛАРБ, а СССР – не более 950 ПУ на 62 лодках, включая дизельные проекта 629.

Контроль за соблюдением Договора по ПРО и Временного соглашения должен был осуществляться национальными техническими средствами (разведывательными спутниками), при этом сторонам запрещалось проводить мероприятия по маскировке ПУ или иным способом препятствовать наблюдению. Срок действия соглашения был ограничен пятью годами с момента обмена ратификационными грамотами о вступлении в силу Договора по ПРО и письменными уведомлениями о принятии Временного соглашения. Стороны договорились, что все спорные моменты и вопросы должны рассматриваться в рамках Постоянной консультативной комиссии.

Хотя Временное соглашение и накладывало определенные ограничения на развитие СНВ, оно не было всеобъемлющим. Стратегические бомбардировщики, в количестве которых США имели громадное преимущество и за которыми числилось почти 2000 ядерных боезарядов, вообще не были учтены в этом документе. Ничего не говорилось о РГЧ. И это было не случайно, так как отвечало интересам определенного круга в США. Тем не менее соглашение юридически узаконило принцип равной безопасности сторон в области СНВ и национальные особенности их развития на взаимоприемлемой основе. А главное – градус ядерного противостояния понижался.

Но в США были и противники политики Ричарда Никсона в области ПРО и СНВ, засевшие не только в Пентагоне, но и в Сенате, а также в руководстве влиятельных корпораций, ожидавших получения дальнейших барышей от гонки СНВ. Была развернута целая кампания по очернению результатов достигнутых договоренностей и действий администрации Белого дома, к которой привлекли и научные круги. В США договорились до того, что стали охаивать свои же предложения, выдвинутые в ходе подготовки документов. Так, Временное соглашение объявлялось бесполезным и даже дестабилизирующим, так как оно никак не ограничивало ракеты с РГЧ ИН. Напомним, что на тот момент такие РГЧ несли только американские МБР и БРПЛ.

Как бы то ни было, 3 августа 1972 г. Сенат подавляющим большинством голосов (82 против 2) ратифицировал Договор по ПРО, а 14 сентября того же года и Временное соглашение. При этом был создан прецедент. При ратификации была принята поправка сенатора Джексона, рекомендовавшая администрации при последующих переговорах добиваться «равных уровней» ограничений компонентов СНВ Советского Союза и США.

Договоры по ПРО и СНВ-1 вступили в силу. Таким образом, был сделан трудный, но очень важный первый шаг на пути создания системы договоров и соглашений в области ограничений и ликвидации ядерных вооружений стратегического характера, связанных с ними систем оружия, оказывающих влияние на поддержание паритета в области СНВ, а значит мира, стратегической стабильности и всеобщей безопасности.

Сергей Геннадьевич КОЛЕСНИКОВ – полковник запаса, военный эксперт