Александр ДУГИН

Главным здесь является выход на первый план Каспия как важнейшего стратегического региона, определяющего будущее не только Кавказа, но и Средней Азии, и даже в определенной перспективе Ближнего Востока, а также четко проявившаяся и ставшая для многих неожиданной стратегическая ось Москва-Баку.

КАСПИЙ: ОТ МОРЯ К ВНУТРЕННЕМУ ОЗЕРУ

В центре саммита в Актау стояла проблема дефиниции Каспия как моря или озера. Это на самом деле ключевая проблема не только в правовом, но и в смысловом, геополитическом аспекте. Помимо различия в международном праве применительно к пространству моря или озера, существует более глубинное измерение. Если Каспий является морем, то, во-первых, оно не может принадлежать на исключительных основаниях не только какой-то одной державе, но и даже всем державам региона, и следовательно, в него могут быть допущены суда – и даже военно-морской флот – внешних по отношению к региону стран. По крайней мере на этом можно настаивать. А если Каспий – это внутреннее озеро, то все страны, у которых есть Каспийские границы, должны образовывать некоторое единство – в геополитическом, военно-стратегическом, энергетическом и экономическом смыслах.

Участники саммита в Актау явно склонялись в пользу концепции «внутреннего озера», и это самое главное. Но здесь закономерно встает вопрос: если Каспий – внутреннее озеро, то «внутреннее» в отношении чего? Как определить то единство, относительно которого может быть достигнут геополитический консенсус пяти каспийских держав?

Так мы выходим на тему евразийской геополитики. Смысл геополитического евразийства в целом сводится к императиву разноуровневой интеграции континентального пространства и недопущения вмешательства в него внешних – «морских» – держав. Это самое общее определение, и оно применимо ко всем областям евразийского континента – от Дальнего Востока через Ближний Восток вплоть до Восточной и даже Западной Европы. Но если на периферии евразийского континента присутствие «морского могущества», воплощенного сегодня в США и странах НАТО, традиционно сильно, то в случае Каспия мы имеем дело с центром всего континентального пространства, равноудаленным от береговых зон – востока, юга и запада. Следовательно, вопрос о Каспии – это центральный вопрос геополитики евразийского единства. Таким образом, Каспий становится внутренним озером именно тогда, когда основные державы Евразии приходят к общему видению будущего. Тогда-то статус Каспия и начинает отражать не просто региональные договоренности, но общую стратегию континентальных держав. Поэтому Каспий – это ключ к Евразии, к ее геополитическому созиданию.

КАСПИЙ КАК ВОЕННО-СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ФАКТОР

На практике признание Каспия «озером» является евразийским решением с колоссальными последствиями. На самом глубоком – геополитическом – уровне это означает согласие пяти ключевых держав с признанием именно континентальной стратегии в качестве основной. Это значит, что между этими державами заключается исторический пакт, исключающий привлечение третьих – некаспийских – держав к решению каких бы то ни было проблем, которые могут возникнуть в этой области. Каспий неотчуждаем от евразийского пространства, и следовательно он сам по себе превращается в поле геополитической интеграции.

Эта интеграция имеет одновременно несколько уровней. На военно-стратегическом уровне это означает, что акватория Каспия может быть использована только военно-морскими силами тех держав, которые имеют здесь свою часть берега. Это заведомо превращает Каспий в пространство, свободное от присутствия НАТО, а также и от набирающего силу в военной сфере Китая. Но поскольку среди остальных пяти каспийских государств Россия обладает серьезным военным преимуществом, то именно на РФ ложится ответственность помощи в развитии военно-морского потенциала других Каспийских государств. А это предполагает новый уровень военно-стратегического партнерства России с Ираном, Казахстаном, Азербайджаном и Туркменистаном.

Россия уже продемонстрировала в ходе сирийской операции в 2017 г. по противостоянию запрещенному в России ИГ значение Каспия для размещения там кораблей, оснащенных крылатыми ракетами «Калибр», и следовательно геополитическое значение Каспия вышло далеко за границы региона и доказало свое влияние на баланс сил на Ближнем Востоке. Если сделать в направлении партнерства России с каспийскими странами дальнейшие шаги, это существенно укрепит военный потенциал и четырех остальных держав, дав им важнейшие – подчас жизненно необходимые – преимущества.

Статус Каспия как «внутреннего озера» автоматически многократно умножает за счет военного альянса с Россией, подразумеваемого таким решением, потенциал Ирана, Казахстана, Азербайджана и Туркмении. И это касается не только прилегающих к Каспию областей, но и более обширной зоны. Поскольку Каспий примыкает с одной стороны к Кавказу, а с другой – к Центральной Азии, и в обоих пространствах хватает различных угроз и факторов дестабилизации – от исламского терроризма, до попыток американского (натовского) вмешательства во внутренние дела стран этого региона, то значение военно-политической интеграции Каспия трудно переоценить.

КАСПИЙ И ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ СОЮЗ

Следующей по значимости является энергетическая проблема. Все пять стран Каспийского региона являются производителями и поставщиками природных ресурсов – прежде всего, нефти и газа, от чего зависит основной бюджет этих стран. Именно на этом обстоятельстве и стараются играть противники континентальной интеграции, подчеркивая, что такое положение дел предопределяет конкуренцию: на этом основании третьи силы пытаются внедриться в регион, обещая помощь и поддержку каждой стране по отдельности при условии отказа от континентальной (евразийской) геополитики. При этом часто подобная стратегия «разделяй и властвуй» со стороны США и стран НАТО прикрывалась национальными интересами, а ее лоббистами выступали не столько прямые либералы-западники, сколько сторонники «экономического (точнее, энергетического) национализма» каждой из стран.

До какого-то момента такая тактика действовала, и интеграция Каспийского региона откладывалась или откровенно саботировалась. Причем такого рода деятельность велась во всех странах, поскольку прозападное лобби в той или иной мере есть в каждой из них (за исключением разве что Туркменистана, придерживающегося политики строгой изоляции).

Однако на всю картину можно посмотреть иначе. Если мы представим себе создание единого континентального (евразийского) энергетического холдинга, включающего все пять Каспийских стран, то не только ресурсы самого Каспия или использование Каспийского моря (озера!) для транспортных целей, но и весь совокупный потенциал стран с их огромным территориальным охватом становятся общим достоянием, которое можно использовать повсеместно, продавая нефть и газ, добытые в каждой из этих стран, любым потребителям. При этом сам Каспий становится общим энергетическим капиталом нового евразийского холдинга. В силу того, что мы переходим от однополярного мира к многополярному, а агонизирующие глобалисты стараются наложить санкции на всех тех, кто стоит в авангарде многополярного мироустройства (сегодня это уже не только Россия и Иран, но и Турция, а торговая война ведется США и с Китаем и даже с Европой), то наличие подобного энергетического холдинга гарантирует ту степень энергетической безопасности (в том числе и перед лицом санкций), которая может в определенных случаях стать критической.

Более того, объединение энергетического потенциала превратит все Каспийские страны в столь могущественную силу глобального масштаба, что ближневосточный регион, традиционно выступающий как лидер в этой области, резко сократит свое значение. Это скажется и на оздоровлении самого Ближнего Востока, где аравийские нефтемонархии не смогут более проводить авантюрную политику потворства исламскому терроризму и выступать стратегическими прокси США.

ЭКОНОМИКА И ТРАНСПОРТ

Следующим измерением каспийского партнерства является экономика в целом и особенно горизонты развития транспортной инфраструктуры. Здесь также все обстоит самым привлекательным образом. Сама логика многополярного мира, который становится совершенно неизбежным и не имеющим альтернатив в ходе коллапса западноцентричной глобализации, подталкивает к развитию внутреннего рынка. На этот путь становятся даже США, где протекционистские меры предстают основой экономической политики.

Однако очевидно, что ни в России, ни в Иране, ни в других странах Каспийского региона имеющегося населения с учетом его благосостояния совершенно недостаточно для того, чтобы достичь даже отдаленно той самодостаточности, которая сделала бы национальную экономику полностью независимой. Если при этом ориентироваться на открытость рынков Западу, то это сделает ситуацию еще более безнадежной, поскольку породит зависимость от продажи сырых ресурсов и от высокотехнологичного импорта. Но если включить население всех каспийских стран в общий контекст, мы получим совершенно иную картину, где у подобной – совокупной – структуры появляется шанс для достижения достаточного уровня экономического развития.

Теоретически это было осмыслено в теории «автаркии больших пространств» еще в XIX веке, когда, казалось бы, безнадежно отставшая от Англии и Франции в экономическом и промышленном развитии Германия через интеграцию территорий с относительно невысоким уровнем экономического развития смогла совершить резкий экономический скачок, установив таможенные барьеры (кстати, по модели американского протекционизма XIX века) перед лицом более развитых западноевропейских держав. Но если «автаркия больших пространств» была реализована ее теоретиком Фридрихом Листом и практиком Отто фон Бисмарком через объединение исключительно немцев, то в случае Каспия речь идет о полиэтническом и многоконфессиональном партнерстве, экономической целью которого является аналогичная интеграция рынков и экономических зон для обеспечения совместной «автаркии».

Для этой перспективы Каспий предоставляет все возможности, и строительство портов и логистических центров в каждой из Каспийских стран позволит легко и относительно дешево воплотить эту интеграционную инициативу в жизнь.

ИДЕНТИЧНОСТИ КАСПИЙСКИХ СТРАН: ПРОБНЫЙ КАМЕНЬ МНОГОПОЛЯРНОСТИ

Здесь следует обратить внимание на то, какие именно народы участвуют в предполагаемом проекте Каспийской интеграции. Идентичность имеет значение, и недостаточное внимание к культуре и цивилизационным особенностям участников стратегических и экономических проектов может оказаться фатальным. Поэтому о Каспийском диалоге культур ни в коем случае нельзя не только забывать, но и отодвигать его на второй план. Именно диалог цивилизаций вокруг Каспия и может стать гарантом долговременного и прочного доверительного партнерства.

Вокруг Каспия мы видим две религии и три основных этнических группы. Россия представляет собой православную цивилизацию и преимущественно славянское население, хотя и в самой РФ присутствует значительная часть тюркских народов и мусульман. Остальные четыре страны традиционно являются исламскими, хотя исповедуют разные течения в исламе: в Иране и Азербайджане преобладает шиизм, а в Казахстане и Туркменистане – суннизм. При этом Иран является религиозным и даже теократическим государством, а Азербайджан, Казахстан и Туркменистан – подчеркнуто светскими. Основное население Ирана – персы, хотя – как и в России – там проживает значительное число тюрок (прежде всего, в Южном Азербайджане). Тюркские народы составляют большинство населения Азербайджана, Казахстана и Туркменистана, хотя и там есть достаточное количество меньшинств – лезгин и других кавказцев, а также индоевропейцев – талышей, а в Азербайджане – славян. Много этнических групп и в Казахстане, особенно северном. Наиболее однородным в этническом отношении является Туркменистан.

В целом же пять Каспийских государств представляют собой единое историческое пространство, сложившееся под решающим влиянием трех империй – Российской, Персидской и Оттоманской, где традиционно славяне, тюрки и иранцы, а также христиане и мусульмане были основным населением, тесно взаимодействующим друг с другом. Подчас это выливалось в конфликты, но история знает и долгие периоды мира и сотрудничества.

Не преуменьшая различия в идентичности разных народов, тысячелетиями живущих вокруг Каспия, следует подойти к проблеме межнационального и межрелигиозного диалога самым серьезным образом, постаравшись выработать единую ценностную платформу долгосрочного альянса цивилизаций. Для этого важно содействовать контактам интеллектуальных элит Каспийских стран, создавать условия для живого общения людей религии, науки и культуры.

Фактически Каспий и есть пробный камень многополярности. Если с учетом столь серьезных различий и особенностей каждой из соответствующих культур удастся найти в этом вопросе взаимопонимание, это может стать образцом для многополярной структуры всего миропорядка.

РОЛЬ АЗЕРБАЙДЖАНА В КАСПИЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ

Следует обратить внимание на ту роль, которую играет в проекте каспийской интеграции Азербайджан. Жизненные процессы в геополитике, о которых мы говорили в начале, более всего заметны в последние годы именно в Азербайджане. Это страна, где каспийский фактор является, пожалуй, самым главным. Россия, Иран, Казахстан и Туркмения имеют помимо Каспия и другие важные геополитические векторы, тогда как судьба Азербайджана связана с Каспием настолько, что одно без другого просто невозможно представить. Каспий – это жизнь Азербайджана, его главный ресурс и даже его судьба. Поэтому Каспийский проект естественным образом выдвигает именно Баку на роль инициатора и лидера интеграционных процессов. Если Казахстану и его президенту Назарбаеву принадлежит инициатива в обозначении евразийских перспектив сотрудничества в контексте Средней Азии, а также в связях с Китаем (ШОС), то именно Азербайджан имеет все предпосылки, чтобы стать идеологом Каспийского проекта.

В этом сказывается и то, что Азербайджан представляет собой своего рода синтез или как минимум пересечение всех тех идентичностей, которые формируют цивилизационные полюса вокруг Каспия. Азербайджанцы – преимущественно тюрки, но испытавшие на себя колоссальное влияние иранской культуры. Более того, сефевидский Иран и создавался шиитско-суфийским орденом, где как раз преобладали именно кавказские тюрки (кызылбаши) – прямые предки современных азербайджанцев. С Ираном и кызылбашами связан также Туркменистан, поэтому азербайджанская идентичность является наиболее близкой и к этой довольно закрытой сегодня стране.

С другой стороны, Азербайджан тесно связан с традициями тюркского суфизма – прежде всего Ахмада Ясави, который жил на территории современного Казахстана. И, наконец, именно в Азербайджане русское влияние традиционно было самым высоким среди остальных областей Южного Кавказа, и до настоящего времени русская диаспора остается там самой многочисленной (и даже процветающей). Кроме того, определенный процент древнекавказского населения – прежде всего лезгин – создает с современной Россией (и особенно с областью Дагестана) непрерывное этнокультурное поле, что также сближает Азербайджан с Россией.

Следует особенно подчеркнуть и тесные связи Азербайджана с Турцией, которая в настоящее время все ближе подходит к евразийству, дистанцируется от США и Запада и ищет нового стратегического союза с Россией и Ираном. Традиционная близость Баку и Анкары делает Азербайджан ключевым игроком и в этом направлении, становясь мостом от Каспия к Анатолии, а значит, к Средиземноморью (что в полной мере видно в энергетической сфере нефтепроводов).

Итак, Баку в перспективе дальнейшего становления Каспийского союза оказывается в роли держателя «золотой акции». Если Азербайджан вложит эту акцию в дело интеграции, перевес будет в пользу союза. Если удержит ее – создание этого проекта несколько отложится.

АЛИЕВЫ КАК ФАКТОР

Чтобы понять, насколько реалистично ожидать, что Баку займет активную позицию в вопросе формирования Каспийского союза, необходимо несколько внимательнее рассмотреть проходящие в Азербайджане политические процессы.

У истоков современного Азербайджана стоит не Эльчибей, но Гейдар Алиев. В ситуации коллапса СССР и трагических событий, которые за этим последовали и которые стоили Азербайджану утраты контроля над значительной частью своих территорий, страна чуть было не рухнула в бездну. Гейдар Алиев сумел удержать ее на самом краю, начав трудный процесс державостроительства. В сложившейся в начале 1990-х годов ситуации при слабой России, следующей за Западом и одновременно поддерживающей Армению, Гейдару Алиеву приходилось балансировать между Москвой и Вашингтоном (а также Брюсселем), но его целью было создание самостоятельного суверенного Азербайджана. Политика равновесия была не самоцелью, но способом сохранить страну и заложить основы ее будущего процветания. В отличие от многих других политиков постсоветской эпохи – и прежде всего, лидеров Южного Кавказа – Гейдар Алиев руководствовался не лояльностью Западу или Востоку и не достижением личных целей, но интересами народа и государства.

Ильхам Алиев в полной мере унаследовал именно эту стратегию: «Азербайджан прежде всего!» – и построил на ней свою политику, которая стала безусловно успешной. По мере того как в 2000-е годы Россия отчасти стала сама выходить из коллапса 1990-х годов и также укреплять свой суверенитет, Баку осторожно и в то же время последовательно стал готовить почву для сближения с Москвой. Это проходило в контексте многоуровневых изменений. Наблюдая новую политику Москвы по возврату в историю в качестве субъекта, а не объекта геополитики, стратегию дружественного Казахстана по евразийской интеграции, постепенную переориентацию Турции от конфронтации с Россией к все большему сближению позиций, провалы западной политики по поддержке антироссийских сил на постсоветском пространстве, а также катастрофические последствия цветных революций, закончившихся территориальными потерями и в Грузии, и на Украине, Ильхам Алиев сделал из этого собственные выводы, которые вели его к новому позиционированию Азербайджана. Это новое позиционирование было ориентировано на многополярный мир, на поиск регионального баланса и на установление с могущественными соседями – Россией, Турцией и Ираном – равных партнерских отношений.

Безусловно, это не осталось незамеченным Западом, который ранее рассчитывал использовать Азербайджан в своей антироссийской и антииранской игре. Запад попытался организовать давление на Ильхама Алиева через классический метод «цветных революций». Но лидер Азербайджана и в этом случае вышел победителем, избежав как хаоса, так и жестких ответных репрессий, и решив проблему демократическими методами. Благодаря новому курсу Баку начинает играть все более активную роль в континентальной политике. Так, во время кризиса со сбитым турками российским самолетом Ильхам Алиев способствовал примирению двух сторон, а позднее, когда гюленистский проамериканский заговор был раскрыт в самой Турции, поддержал Эрдогана в его курсе на укрепление турецкого суверенитета.

Вместе с тем Баку стал центром трехсторонних переговоров между Турцией, Ираном и Россией в определении общей стратегии по сирийскому вопросу. Таким образом, Ильхам Алиев выдвинулся в лидеры не только Кавказа, но и всего обширного региона – от Средней Азии до Ближнего Востока.

ОСЬ МОСКВА – БАКУ

Такая политика Ильхама Алиева, продолжающая традиции его отца и ставящая во главу угла приоритет укрепления азербайджанского суверенитета, привела к постепенному сближению с Москвой. В определенный момент стало возможным говорить о стратегической оси Москва – Баку, что дало название нескольким конференциям с участием российских и азербайджанских политиков, ученых и общественных деятелей, одна из которых состоялась в 2017 г. в Москве, а другая – в 2018 г. на контролируемых Азербайджаном территориях Карабаха (в селе Джоджуг Марджанлы). Этот тезис воплощает в себе вектор Ильхама Алиева и Владимира Путина на дальнейшее сближение двух стран – прежде всего в стратегическом сотрудничестве в регионе, в вопросах обеспечения безопасности и в развитии экономического и энергетического партнерства.

Существенным фактором в этом сближении стали и политические события в самой Армении, где весной 2018 г. произошла цветная революция, в ходе которой к власти пришел поддержанный Западом новый лидер Никол Пашинян. Хотя Пашинян не стал делать резких шагов в отношении России, уголовное преследование нынешнего руководителя ОДКБ и отказ от соблюдения ряда стратегических договоренностей относительно Нагорного Карабаха и прилегающих к нему районов, которые ранее были достигнуты между прежним главой Армении Сержем Саргсяном, Алиевым и Путиным, осложнили отношения между Москвой и Ереваном. В такой ситуации последовательная, предсказуемая и выдержанная позиция Ильхама Алиева выгодно отличалась от действий армянской стороны, что еще более сблизило Москву с Баку и превратило тезис о создании общей оси во вполне реалистичный проект.

Баку прекрасно понимает, что поддержка Москвой Армении ни в коей мере не означает антиазербайджанской позиции, в то время как реакция Еревана на любой шаг по сближению Москвы с Баку носит резкий и почти ультимативный характер.

БАКУ И КАСПИЙСКИЙ ПРОЕКТ

Встреча в Актау стала символическим событием, в котором обнаружились новые горизонты переустройства всего прикаспийского пространства и, более того, наметились контуры новой стратегической архитектуры Евразии. Если Баку делает окончательный выбор в пользу «внутреннего озера», то именно Ильхам Алиев становится в центре координации интеграционных процессов – в области военно-стратегической, энергетической и экономической. Это совершенно новое окно возможностей и для всех участников Каспийского союза и для самого азербайджанского лидера. В евразийской модели первые роли у Казахстана и Москвы. Между Россией и Ираном договоренности строятся во многом вокруг общей стратегии в Сирии и Ираке.

Туркменистан традиционно стремится держаться в стороне от каких бы то ни было союзов. И только Азербайджан сегодня находится в том положении, чтобы выступать главным двигателем Каспийского проекта. Таким образом, Азербайджан получает исторический шанс выйти на новый виток укрепления своего суверенитета и тем самым усилить свой политический и военно-стратегический статус, что безусловно не преминет позитивно сказаться на органичном и мирном решении Карабахской проблемы.

Александр Гелиевич ДУГИН – лидер Международного Евразийского движения