Константин БЛОХИН

Рубеж XX и XXI веков отмечен тектоническими сдвигами в системе международных отношений. Никогда ранее мировой порядок не был подвержен столь резким трансформациям, как сейчас. За относительно короткий временной отрезок на наших глазах произошел распад Советского Союза, ознаменовавший крах биполярной системы. На ее место пришел «однополярный момент», который, по мнению влиятельного американского политолога Ч. Краутхаммера, должен был перерасти в Рax Americana. Ожидаемое «окончание истории» с утверждением мирового господства США все же не случилось, а логика «разума истории» оказалась неподвластной мышлению западных планировщиков и футурологов. Что же породило стратегические просчеты американской элиты, «успешно» и в короткие исторические сроки похоронившей свое «стратегическое счастье» и «историческую удачу»? Как случилось, что мировая гиперимперия бездарно утратила лидерство и в значительной степени растратила международный авторитет?

Анализ проблемы позволяет выявить ряд факторов, повлиявших на геополитический и стратегический расклад сил в мировой системе в начале 1990-х гг., когда даже сама мысль об утрате Америкой лидерства казалась не только еретической, но и абсурдной. Тогда никто из аналитиков не мог предвидеть косвенных, непрямых последствий операции «Буря в пустыни» в 1991 г., призванной внушить миру безоговорочное военно-технологическое превосходство США. Несмотря на абсолютную, «чистую победу» Америки в высокотехнологичной войне над армией Ирака, данная военная кампания оказала эффект разорвавшейся бомбы для потенциальных конкурентов и соперников США, прежде всего – Пекина. В тех условиях начала 1990-х гг. армия Ирака не только была сопоставима по мощи с НОАК, но даже превосходила военный потенциал КНР. США прозрачно намекали всему миру о схожем сценарии для любого геополитического конкурента. Осмысление опыта «Бури в пустыне» побудило КНР заняться модернизацией и наращиванием своих военных возможностей, осуществляемых в условиях строжайшей секретности, успешно маскируемыми под лозунгом «мирного подъема» страны.

Серьезный стратегический просчет был допущен Соединенными Штатами в том же Ираке через 12 лет, в 2003 г. Инициированный Джорджем Бушем-младшим после 11 сентября 2001 г. «крестовый поход» против исламского мира призван был не только показать всем «кто в доме хозяин», но и установить контроль над стратегическими запасами углеводородов на Ближнем Востоке. Это позволило бы контролировать и дисциплинировать «союзников» – Западную Европу и Японию, жизненно зависимых от поставок ресурсов.

Военная кампания США на Ближнем Востоке подорвала финансовые возможности Америки, «распылила» ее силовой ресурс, обнажив «границы возможного». По подсчетам «реалистов» Д. Миршраймера и С. Волта, войны США в Афганистане и Ираке обошлись в астрономические $6 трлн. соответственно, погибли около 7 тысяч американских солдат, более 50 тысяч были ранены.

Война в Ираке имела диаметрально противоположный эффект, которого добивались неоконы. Взлет цен на нефть позволил России под руководством Владимира Путина сконцентрироваться на проведении хотя и дорогостоящих, но необходимых реформ для усиления обороноспособности страны. В 2000-х гг. Российская Федерация успешно вышла из экономического анабиоза 1990-х.

Современные американские неоконсерваторы сегодня высказывают откровенное сожаление, что пропустили момент уничтожения России. Дж. Фридмен, руководитель известного STRATFOR в своей книге «Следующие сто лет» с горечью отметил: «Если бы американцы, европейцы и китайцы обрушились на Россию с целью ее уничтожения, русский вопрос был бы, наконец, решен. Но в конце ХХ века европейцы слишком слабы и разобщены, китайцы слишком замкнуты и поглощены своими внутренними проблемами, а американцы после 11 сентября 2001 г. слишком отвлечены войной с исламистами для того, чтобы действовать решительно». История, как известно, не имеет сослагательного наклонения!

Американский «исторический тупик» с его феноменальным стратегическим обессиливанием можно связать с отходом от собственной модели могущества. США стали великой державой именно тогда, когда успешно избегали участия в качестве стороны в тех или иных войнах или, в лучшем случае, приходили к «дележу мира» в самый решающий и наименее затратный момент. Так было в Первую мировую войну, так произошло и во Второй мировой войне.

Соединенные Штаты всегда обогащались на чужих войнах, успешно строя свое могущество. Исторический опыт показал, что США гораздо успешней осуществляют экономическое влияние и используют «мягкую силу», а применение военной силы имеет успех лишь при условии опосредованного вмешательства через третьи страны. Теперь, при американских администрациях 1990-х – середины 2000-х гг., эта стратегия отброшена, Вашингтон потратил триллионы долларов, увяз в бесконечных конфликтах, неуклонно утрачивая свое лидерство. А вот Китай за последние 30 лет успешно придерживался схожей стратегии накапливания сил.

ИСПРАВЛЕНИЕ ОШИБОК?

Попыткой сохранить и вернуть лидирующие позиции Соединенным Штатам стала озвученная Збигневым Бжезинским и поддержанная крупным американским лоббистом Китая Генри Киссинджером концепция G2 «Мир на двоих», согласно которой предлагалась «новая биполярность» между США и КНР. Данная идея «Кимерики», однако, была отвергнута Пекином, так как противопоставляла Китай всему миру, включая Россию, и шла вразрез с традициями китайской дипломатии не вступать в какое-либо обязывающие союзы.

Китай не желает, чтобы его подъем как великой державы стал предметом конфликта интересов с соседними странами. Исторический опыт весьма богат на примеры и наглядно показывает, как устранялись в период двух мировых войн геополитические конкуренты. Поэтому в Пекине тщательно и всесторонне изучили опыт Японии, Германии, России, Советского Союза и извлекли соответствующие уроки. Хотя, на самом деле, именно так и происходит. Действия Соединенных Штатов Америки можно трактовать как реакцию на увеличение военной и экономической мощи Китая, то же самое относится и к действиям Японии. Пекин же крайне заинтересован в «мирном возвышении», чтобы никто не смог ему помешать увеличить свою мощь и перейти ему дорогу. Китай руководствуется заветами Дэн Сяопина: «Наблюдать хладнокровно, реагировать сдержанно, стоять твердо, скрывать свои возможности и дожидаться своего часа, никогда не брать на себя лидерство и быть готовым кое-что совершить».

Попытка стравить две евразийские континентальные державы – Россию и Китай – была бы идеальным, желаемым вариантом в геостратегии Вашингтона. Американские планировщики хотели бы одновременно «убить двух зайцев»: с одной стороны, «утопить» экономическую экспансию Китая в болоте «российской специфики», громадных сухопутных расстояний и огромных издержек, связанных с климатическим фактором (холодные и продолжительные зимы), а с другой – наводнить наиболее незаселенные дальневосточные районы России китайцами, которые постепенно могли бы заполнить пространства Сибири.

ЗА «КРАСНОЙ ЧЕРТОЙ»

Вместе с тем, очень многие в Вашингтоне прекрасно осознают, что, в сущности, Китай уже пересек ту «красную черту», после которой его сдерживание является не только проблематичным, но и невозможным. Процесс усиления КНР оказался необратимым. Китай меняет весь стратегический баланс не только потому, что он преследует определенные геополитические цели, но и потому, что он колоссален как в демографическом, так и экономическом плане. Учитывая размеры самого Китая, его быстрый рост является дестабилизирующим сам по себе, вне зависимости от поведения Пекина на мировой арене. Главной проблемой является не поведение Поднебесной, а увеличение и так громадного во всех отношениях китайского потенциала.

Притягательность Китая и его растущий авторитет в мире во многом объясняются тем, что китайская внешняя политика не является столь агрессивной, как западная. Зачастую Пекин предпочитает вообще отсиживаться «по-тихому» за спиной России, не встревая в конфликты. Однако такая стратегия не отменяет определенных констант внешней политики Китая, сформированной веками. Эти константы сегодня разумно модифицированы, но этноцентризм, сфокусированность на превосходстве китайской культуры, наработанные тысячелетиями взаимоотношения Поднебесной с «варварами» – сегодня не исчезли, а лишь видоизменились.

Не следует считать, что, хотя китайские лидеры и отказались от веками сложившегося стиля внешней политики, основанного на вассальных отношениях, системе иерархических ценностей «цзянся» и их постепенного насаждения, они не откажутся подсознательно им следовать. Этноцентризм и великодержавность политики Китая, считают на Западе, никуда не исчезли и с постоянством будут порождать надменное поведение Пекина.

«Нормы поведения», вытекающие из предложенной модели, логически взаимосвязаны. Они гласят: сначала уступи более сильной державе все, что должно, чтобы избежать более крупного ущерба, и получи хоть какие-то выгоды от этого взаимодействия, будь то даже снисходительность сильного. Затем замани правящий класс или правителя более сильной державы в сеть материальной зависимости, и это подорвет их первоначальную жизненную силу и мощь. В то же время провозглашение равенства в привилегированных биполярных отношениях позволит исключить как равных все прочие страны. Наконец, когда ранее превосходившая тебя по силам держава ослабеет, откажись от всех символов равенства и заставь ее себе подчиняться.

Сегодня Китай концентрирует свое внимание на «мирном подъеме», не представляющем непосредственной угрозы своим соседям и окружающему миру. Эта логика предполагает следование глобальной внешней политике, выходу Китая на мировой уровень, усиление его вовлеченности в решении проблем глобальной безопасности. Очевидно и другое. Можно с высокой долей вероятности прогнозировать наращивание военной мощи Китая, повышения роли НОАК в разрешении тех или иных конфликтных ситуаций. Это «усиление» Китая, активизация внешней политики, очевидно, венчает новый баланс сил в мире, складывающийся уже в пользу Пекина. Выход Китая на глобальный уровень влияния и ответственности – это то, во что удачно конвертировался «мирный подъем» Поднебесной. Отказ от глобальной роли КНР не только не реалистичен, но и противоречит вековым традициям китайской внешней политики. Это уже факт, с которым мировое сообщество должно считаться.

МЕТОДЫ СДЕРЖИВАНИЯ КИТАЯ

Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, «реалист» и «патриарх американской дипломатии», признает в своей книге «О Китае», что «тот образец политики сдерживания периода стратегии «холодной войны», примененный обеими сторонами против экспансионистского Советского Союза, не работает в нынешних условиях. Слабая экономика СССР – за исключением военного производства – не оказывала влияния на глобальную экономику».

Его мнение полностью разделяет Эдвард Люттвак: «Если китайская экономика продолжит расти гораздо быстрее, чем экономика его соседей и равнозначных великих держав, если процентная доля ВВП, которую КНР направляет на военные нужды, останется такой же, то любые ответные меры в виде наращивания и передислокации войск скоро будут преодолены Китаем. К тому же соперники Пекина даже могут от него отстать, так как они будут направлять больше ресурсов на военные приготовления, что ни к чему не приведет, но только поглотит ресурсы, которые можно было бы направить на рост экономики».

Генри Киссинджер небезосновательно полагает, что «в лице Китая Соединенные Штаты столкнутся с противником, накопившим за столетия богатый опыт использования длительного конфликта в качестве своей стратегии, чья доктрина делает упор на психологическое истощение противника».

В самом деле, стратегическая мысль Китая обладает богатой историей. Китайский военный стратег Сунь-цзы рассматривал искусство разрешения конфликта и победы в войне иначе, чем в Европе. Если для западных стратегов важны способы концентрации подавляющей силы в решающем месте, то для китайского военного искусства – создание доминирующей политической и психологической позиции, при которой результатом конфликта становится отказ от него. Западные стратеги проверяют свои гипотезы победами в сражениях, Сунь-цзы проверял их победами, делающими сражения ненужными. Для придерживающегося советов Сунь-цзы полководца победа, достигнутая не напрямую, а путем обмана или манипуляций, является более гуманной (и явно более экономичной), чем победа в результате превосходства сил. «Искусство войны» советует полководцу побудить противника выполнять именно то, что ему самому требуется, или заставить его занять настолько невыгодную позицию, что он предпочтет сдать свою армию или страну без потерь.

Пекин сегодня активно формирует геополитические предпосылки, чтобы обезопасить себя от военно-стратегических угроз США. Создание КНР «нового шелкового пути» призвано не только объединить Евразию, но и освободиться от «морской торговли», от которой Китай весьма зависим и которая является весомым рычагом давления Вашингтона на Пекин. Стратегическая уязвимость Китая определяется уязвимостью путей экономической деятельности, в первую очередь Малаккского пролива, через который идет торговый обмен всех региональных держав с Европой, а также доставка импортируемой с Ближнего и Среднего Востока нефти.

В то же время США не имеют большого влияния на сухопутных соседей Китая: Российскую Федерацию, Монголию, Казахстан, Киргиз-стан, Таджикистан и Узбекистан, богатых материальными и энергетическими ресурсами. Маршрут через Туркменистан может обеспечить доступ к фактическому союзнику Китая – Ирану, и тем самым ко всему Персидскому заливу с его неисчислимыми запасами углеводородов. В этом контексте противостояния с США, стремящихся ограничить доступ КНР к богатым ресурсами регионам, Пекин стремится опереться на поддержку «свободных» от влияния Вашингтона режимов для расширения своих возможностей.

Американские эксперты с тревогой размышляют о китайской экономической стратегии: «Это глобальный контекст, в котором Китай предложил связать всю евразийскую сушу сетью дорог, железнодорожных путей, трубопроводов, телекоммуникационных линий, портов, аэропортов и зон промышленного развития. Если будет реализована китайская инициатива «Один пояс, один путь» (ОПОП), появится гигантское пространство экономического и межкультурного обмена, снизятся барьеры для международного сотрудничества в зоне, объединяющей 65 стран, где проживает 70 процентов населения планеты и производится более 40 процентов мирового ВВП. Эти страны обеспечивают более половины нынешнего экономического роста в мире. Оценочная стоимость проектов, уже существующих на бумаге, по меньшей мере в 11 раз превышает стоимость плана Маршалла».

В этом случае Вашингтон пытается использовать традиционную стратегию – принцип анаконды с целью сдерживания Китая и предотвращения его «просачивания» в регионы, богатые природными ресурсами. По мнению Эдварда Люттвака, если потребности КНР в сырье будет удовлетворять Россия с ее союзниками, то Китай останется неуязвимым из-за прекращения торговли с ним по морю. Так будет ослаблен самый сильный инструмент Запада и США против Пекина. Напротив, если бы Российская Федерация и ее союзники участвовали бы в торговых санкциях против КНР, присоединившись к США, Японии, Австралии и другим государствам, то Китай был бы реально окружен сильной коалицией, которую он не смог бы запугать. «Таким образом, если возникнет мир, разделенный на Китай и его противников, то Москва окажется в роли решающего стратегического игрока, и ее власти получат в свои руки рычаги воздействия, которые они наверняка используют», – полагает Люттвак.

В этой связи западные аналитики размышляют о возможности создания альянса под главенством США, в состав которого могли бы войти Япония, Индия, Австралия, Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Сингапур. Причем решающая роль в нем может быть отведена России.

В контексте данных умозаключений политика новоизбранного президента Дональда Трампа вполне понятна и ясна. Главная цель Трампа – удушение Китая как самого фундаментального геополитического противника США в современной истории.

В этой связи весьма показательны фигуры советников Трампа на «китайском направлении». Первым является гарвардский профессор по экономике Питер Наварро, автор трех книг о Китае. С трудами Наварро Дональд Трамп хорошо знаком. Во всех экономических бедах и невзгодах Наварро обвиняет Пекин, точнее «диктаторский режим», ломающий международный экономический порядок. «Китайская политика» Трампа видится Наварро в отказе от Транстихоокеанского партнерства, в наращивании военной мощи и в возврате к рейгановскому принципу «мир с опорой на силу». Уже сейчас Трамп заявляет о намерении увеличить флот с нынешних 274 боевых кораблей до 350, разместив значительную часть ВМС США в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Другой советник Дональда Трампа – Майкл Пилсбери, специалист по китайской военной стратегии. Он неоднократно заявлял, что Пекин обладает детальным планом по превращению Китая в единственную сверхдержаву и что этот план основывается на стратагемах периода «Сражающихся царств» 475-221 гг. до н.э.

Очевидно одно. Эти назначения говорят о глубокой озабоченности новой администрации США «возвышением Китая». Для США китайская угроза экзистенциальна, поскольку рушит всю архитектуру мира во главе с Вашингтоном. Многие американские аналитики убеждены, что достижение цели сдерживания Китая представляется возможным только в альянсе с Россией, поскольку ресурсов США и их союзников явно не достаточно. Условием поддержки со стороны Москвы, очевидно, может стать геополитический торг, весомые уступки Вашингтона в самых разных вопросах.

РОССИЯ В ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКОМ ТРЕУГОЛЬНИКЕ

Контуры возможного будущего мирового порядка будут во многом зависеть от характера взаимоотношений в геополитическом треугольнике США – Китай – Россия. Именно эта связка будет определять главную политическую повестку дня в мировой политике и стабильность всей системы. Неизбежность конфликта США и Китая сегодня воспринимается как данность в XXI веке. Одержать геополитическую победу сможет та из сторон, у которой будет перевес как в военном, так и экономическом потенциале. Недостающие элементы может обеспечить Россия. В этой связи у нашей страны появляется уникальный дипломатический шанс, который нельзя упустить. Возможность играть на противоречиях между США и Китаем, выстроить с ними такие отношения, чтобы они конкурировали между собой за возможность альянса с Москвой.

С этой точки зрения Россия окажется в роли хранителя «золотой акции», гарантом стратегического равновесия и соответственно стратегической стабильности. В то же время необходимо отметить, что ценность РФ будет определяться как ее экономической, так и прежде всего военной мощью, ее способности изменить «чашу весов». Такой «стратегический треугольник» может стать подлинной основой для реализации на практике многополярного мира. Очевидно и то, что Россия должна четко следовать внешнеполитическому нейтралитету, не входить в альянсы и союзы, так как в одночасье ее «ценность» как стратегического партнера в глазах другого будет утрачена. Тем более что как в партнерстве с Китаем, так и с США, России всегда будет отведена роль младшего партнера, но никак не равноправного.

Такая «увязка» политических и экономических интересов трех ядерных сверхдержав может, помимо прочего, создать мощную платформу взаимозависимостей и противовесов, что даст миру прочную опору на стабильность и прогресс.

Нет сомнения, что «борьба за Россию» как значимого игрока будет вестись обеими державами, так как «на кону» – вопрос о мировом лидерстве. Вероятна поддержка Соединенных Штатов в России той части либеральной элиты, которая выступает с антикитайских позиций. Практика «запугивания Китаем», очевидно, будет продолжена и усилена.

В этой связи российской элите важно не питать неоправданных иллюзий по поводу перспектив российско-американских отношений, нельзя попасть под влияние американской «мягкой силы», используемой Вашингтоном. При этом стратегическое партнерство с Китаем будет безвозвратно упущено, а атмосфера доверия утрачена. Реалии жизни требуют четкого осознания политической элитой РФ приоритетности национальных интересов, поскольку история России наглядно показывает, как Запад умело манипулировал ею в своей геополитике. Здесь и вовлечение России в Первую мировую войну, поощрение Германии к агрессии в 1930-е гг., стратегия Запада по разрушению СССР в 1980-х гг. Ошибка подобного рода может стать исторически фатальной для нас!

Сложившаяся геополитическая ситуация предоставляет России уникальный исторический шанс, который может быть использован во благо развития Отечества и всего мира.

Константин Владимирович БЛОХИН – кандидат исторических наук, научный сотрудник Центра евроатлантических и оборонных исследований Российского института стратегических исследований (РИСИ)