— Сергей Вадимович, ваше письмо премьеру Великобритании о ситуации вокруг Украины вызвало живую реакцию в стране и за рубежом. В то же время читатели и блоггеры обращаются с вопросами об источниках, возможных сценариях и последствиях развития кризиса.

— Я благодарен за поддержку моей позиции и поставленные вопросы. Обращение к Дэвиду Кэмерону было не экспромтом, а скорее продуктом сформировавшегося за годы госслужбы видения, и не только моего, но и той команды аналитиков, с которой я работаю последние годы.

Учитывая масштабы конфликта интересов явных и скрытых его участников, было бы наивно претендовать на единственно верную точку зрения. При этом мне, как историку по первому образованию, ситуация видится с одной стороны, а как человеку, имевшему отношение к спецслужбам и непосредственному участнику разрешения конфликтов в Фергане, Баку, Чечне, Нагорном Карабахе и Афганистане, – с другой. Как председателю правительства РФ в период, когда мы стояли на пороге войны после «броска на Приштину», – с третьей стороны. Как руководителю высшего органа госконтроля – с четвертой стороны. И это видения разных аспектов одной проблемы. Чем больше разных точек зрения и больше экспертов, тем больше шансов проблему решить.

— Давайте пройдемся по точкам зрения человека с такой многогранной биографией. Как вам видится ситуация как историку?

— Сегодня модны аналогии 2014 с 1914 годом, вплоть до вопроса: «Может ли Майдан стать «Сараево XXI века?».

Первая реакция – безусловно нет, учитывая ядерное оружие как фактор сдерживания новой мировой войны. С другой стороны, если читать переписку Николая II и Вильгельма II, то войны никто не хотел и оба обращали внимание на наличие третьей силы, желающей их в нее втянуть. И ведь втянули. Последствия известны.

Если войны разжигаются, то это кому-то нужно. К 1913 году мощно развивающиеся Россия и Германия отказались от клиринговых услуг банков Великобритании и перешли к прямому расчету золотом (откуда и золото Колчака), что повлекло переезд финансового центра мира из Лондона на Уолл-стрит и образование ФРС.

Далее – Первая мировая война, экономический кризис, Вторая мировая война, Бреттон-Вудс, новый кризис и снова соблазн все списать на форс-мажор и начать с чистого листа обязательств и прав требований. Старая историческая общность людей, выросшая на опиуме ссудного процента, не может не производить новых все более тяжелых «наркотиков», масса которых уже кратно превосходит товарную массу мировой экономики. Существенно, что медицинские эксперименты показали, что зоны удовольствий в мозгах игроков финансовых рынков и наркоманов совпадают. Но должен ли мир быть заложником страстей «финансовых наркоманов»?

Новая мировая война как средство сжигания высокотоксичных финансовых отходов – плохая перспектива уже в силу рисков радиоактивного заражения их производителей. Проблема, как отмечал Генри Киссинджер, в поиске зон рекапитализации реальных активов с целью абсорбции избыточных виртуальных. А это либо сокращение зон обращения юаня и евро, либо резкий рост реального сектора экономики США, или же смена юрисдикций и рекапитализация пока обесцененных чужих активов. В этом плане реальные активы так называемых «окраинных стран» и в первую очередь обесцененные вследствие приватизации по ликвидационной цене реальные активы бывшего СССР являются объектами приоритетного внимания. По оценке, пусть и спорной, перуанского экономиста Эрнандо де Сото, нелегализованные активы «окраинных стран» составляют $94 трлн., и это хорошая переговорная позиция для обеспечения устойчивости мировой валютной системы.

Однако это означает рекапитализацию России, что явно не входит в планы лиц, принимающих решения за народ США. Так, по мнению основателя аналитического центра STRATFOR Джорджа Фридмана,

целью США в XXI веке является дестабилизация международной обстановки путем организации многочисленных инцидентов и конфликтов. В результате мы имеем цепь провокаций, инцидентов и вооруженных конфликтов в Югославии, Ираке, Афганистане, Ливии, Египте, Сирии и на Украине, прямо влияющих на эскалацию международной напряженности и состояние мировой валютно-финансовой системы.

— И как все это видится бывшему руководителю Федеральной службы безопасности?

— Здесь я хотел бы вернуться к Фридману и его 250-ти страничному труду «Следующие 100 лет: прогноз событий XXI века». На радикальность прогнозов близкого к республиканским кругам эксперта высокого уровня мое внимание в 2009 году обратил генерал-лейтенант запаса Николай Уваров, тогда – руководитель аналитического центра Счетной палаты РФ. Удивительная «прозорливость» Джорджа Фридмана достойна повторного изложения в максимально близком к оригиналу переводе.

Приведу несколько цитат из этого труда:

• «Проблема состоит в том, что сам факт существования объединенной России представляет значительный потенциальный вызов Европе».

• «Только кажется, что «холодная война» решила русский вопрос. Если бы Российская Федерация развалилась в 1990-х гг. и регион распался бы на множество небольших государств, тогда бы российская мощь исчезла, а с ней и вызов, который она представляет Европе. Если бы американцы, европейцы и китайцы решились на завершающий смертельный удар, то русский вопрос был бы окончательно решен».

• «Исходя из того простого факта, что Россия не развалилась, русский геополитический вопрос вновь всплывает, а с учетом того, что Россия укрепляется, это наступит скорее раньше, чем позже. Конфликт не будет повторять «холодную войну» в той же мере, в какой Первая мировая война не была похожа на наполеоновские войны. Но это будет возвращением к фундаментальному русскому вопросу – если Россия объединенное государство, то где лежат ее границы, и каковы ее отношения с соседями? Этот вопрос будет определять следующую фазу мировой истории в 20-е гг. XXI века и в предшествующий период».

Россия, в свою очередь, не может смириться с перспективой ухудшения военно-политического окружения и безвольно наблюдать за надвигающейся геополитической катастрофой. При этом в целях последовательного удушения экономики и дееспособности нашей страны США активно влияют на союзников, используя заблаговременно созданные институты и механизмы глобализации.

Первым внешнеполитическим испытанием стрессоустойчивости российского политического руководства стала так называемая «оранжевая революция», начавшаяся в декабре 2004 года. По мнению Фридмана, «Россия рассматривала события на Украине как попытку США вовлечь Украину в НАТО и тем самым начать процесс дезинтеграции уже самой России. Откровенно говоря, в этом российском восприятии событий была доля правды».

Как отмечает Джордж Фридман, «если бы Запад преуспел в доминировании на Украине, Россия осталась бы беззащитной. Вся юго-западная граница России от Белоруссии осталась бы открыта. Более того, расстояние от восточной границы Украины до Казахстана менее 400 миль (600 км), и эту бы горловину, по которой идут материальные и людские потоки на юг России, контролировало бы НАТО, что потенциально могло бы привести к отрыву этого огромного региона от России и ее дальнейшей фрагментации».

В этих условиях, согласно прогнозу Фридмана, Россия должна была «так же, как и США, финансировать и поддерживать по всему миру неправительственные организации русских национальных меньшинств, а также любые пророссийские движения». При подавлении Западом этих элементов Россия пойдет по второму пути экономического давления.

Наконец третий путь, описываемый Фридманом, – нагнетание военной напряженности, но без непосредственного столкновения.

По мнению американского аналитика, Вашингтон попытается извлечь максимум из сложившегося противостояния, связать Россию этой конфронтацией, инициировать очаги напряженности, а может быть и вооруженные конфликты по ее периметру (Абхазия, Осетия, Украина, Карабах). Массированная экономическая и военная помощь США антироссийскому альянсу должна заставить Россию все больше ресурсов вкладывать в оборону и безопасность, а также помогать тем немногим союзникам, которые у нее останутся. Пик второй «холодной войны» прогнозировался аналитиком на середину 2020-х годов. Предполагается, что дальнейшего противостояния Россия не выдержит и распадется на неназванное число небольших государств. Русский вопрос, как считает Фридман, будет решен окончательно.

Его рассуждения об «окончательном решении русского вопроса» поразительны и циничны, если учесть, что его родители в свое время чудом избежали окончательного решения «еврейского вопроса», благодаря освобождению Венгрии русскими солдатами.

При явных антироссийских пристрастиях и безоговорочной вере Фридмана в неизбежность величия США в длительной перспективе, накладывающих на его аналитические выводы определенный субъективизм и предвзятость, нельзя не отметить присущие автору проницательность и глубокий анализ современных тенденций и вызовов, с которыми сталкивается и возможно столкнется Россия в своем развитии.

— В этой связи, как видится развитие ситуации бывшему российскому премьеру?

— В своей недавней статье «Потери войны» другой известный аналитик Джеффри Сакс, дискутируя с Карлом фон Клаузевицем, делает вывод, что в современную эпоху война является уже «проявлением не политики, а политической недееспособности».

Согласие с данным лозунгом как диагнозом предполагает наличие объектов диагноза. И если иметь ввиду здесь неспособность институтов государства противостоять интересам национального и транснационального бизнеса, раз за разом спонсирующих конфликты, кризисы и войны, то с Саксом трудно не согласиться.

Стратегическими целями при этом, как отмечал еще в 1918 году Уинстон Черчилль, являются последовательное разрушение национальных границ империй, отдельных государств и их союзов под лозунгом свободы перемещения прав собственности и капитала, а сегодня также для обеспечения экспорта высокотоксичных продуктов рукотворных финансовых кризисов.

Вывод о неконкурентоспособности «закрытых» вертикально организованных иерархических систем госуправления по отношению к «открытым» горизонтально организованным сетевым структурам транснационального бизнеса стал общим местом летальных прогнозов жизнеспособности государственных институтов в ежегодных докладах Всемирного экономического форума, Мирового банка и материалах других экспертных сообществ. Жесткая реакция на данные прогнозы правительств развитых стран достойна отдельного анализа.

Следуя Клаузевицу, можно рассматривать мир как продолжение войны иными, а именно ненасильственными средствами, с не меньшими по масштабам возможными последствиями. Чередование периодов мира и войны как единый процесс смены политических циклов прямо влияет на юрисдикцию и присвоение мировых богатств. В этом плане конечной целью войны является достижение «лучшего» мира, с точки зрения ее инициаторов, участников и спонсоров, соответствующего присущей им метрике ценностей, в том числе путем смены юрисдикции ключевых активов и дивидендов от их использования.

Мир до войны и после войны – два разных мира, отличающихся, в том числе, уровнем жизнеспособности государств, а также конкурентоспособности национальных и транснациональных корпораций. Положение осложняется ресурсной, технологической, экономической и социально-культурной взаимосвязью и взаимозависимостью, что при отсутствии эффективной системы государственного управления формирует риски искусственного формирования напряженности и разрывов государственной архитектуры, вплоть до утраты суверенитета, территориальной целостности страны и жизнеспособности населения. Ситуация в Украине является лишним тому подтверждением (рис. 1).

При этом масштабы уязвимости и динамика факторов влияния могут приводить к их взаимной компенсации или резонансным эффектам типа «черных лебедей».

Принятие решения о военной операции, как и в медицине, является крайней мерой, с одной стороны, прямо связанной с принципом «не навреди», а с другой стороны, с оценкой вероятности и сроков «летального исхода» в отсутствие «хирургического вмешательства».

Ключевой вехой, наряду с началом войны, является момент ее прекращения в зависимости от хода и исхода военных операций и оценки их последствий. Конечным результатом может стать как Победа, обеспечивающая новые политические и экономические реалии, так и Поражение вплоть до утраты суверенитета и целостности страны, или же достижение Договоренностей, отражающих баланс интересов конфликтующих сторон, зачастую как временный компромисс.

Наглядным примером может служить альтернатива сценариев обеспечения жизнеспособности и развития Украины как суверенного государства (рис. 2). Фактически руководство Украины стояло перед выбором: остаться в ЕврАзЭс и мирно интегрироваться в таможенный союз или решиться на войну ради членства в НАТО, но с рисками утраты социокультурной идентичности и целостности страны в случае поражения.

В результате выбор сделан в сторону войны, следствием чего стал спектр внешних и внутренних провокаций и инцидентов, в отсутствие эффективного управления которыми законной властью страна стала заложницей интересов внешних центров силы и паразитирующей на проблемах страны национальной коммерческой элиты.

Мобилизация олигархами отработанных Западом средств информационной войны и сеть агентов влияния позволили в кратчайшие сроки перенаправить вектор протестных настроений общества против неравенства и коррупции на войну с «москалями». Это, в свою очередь, позволило в очередной раз сменить одних национальных собственников на других, пусть и ценой фактической утраты суверенитета и целостности страны. Как следствие, цепь социально-политических инцидентов переросла в масштабный вооруженный конфликт подконтрольного США Киева с ориентированными на долгосрочные национальные интересы юго-восточными регионами (рис. 3).

Что касается России, то наша страна фактически уже живет в условиях «особого периода» мира, как продолжения войны иными средствами. При этом, как отмечает руководство МИД РФ, «мы имеем дело с новым наступательным видом оружия» – системой скоординированных мер противодействия успешному развитию страны путем использования ранее сформированных институтов глобализации.

А на войне, как на войне. Успех зависит от совокупности факторов: качества стратегии, оперативного искусства и тактики; наличия конкурентоспособного экономического «Генерального штаба»; «видов, родов, средств и способов ведения борьбы»; достоверных «разведданных»; наличия людских, материальных, финансовых и других видов мобилизационных ресурсов.

К сожалению здесь не все так идеально, как хотелось бы.

Но как ни парадоксально звучит, условия «особого периода мира», включая навязанные нам санкционные режимы наряду с безусловными экономическими издержками, дают нам очередной шанс добиться диверсификации экономики страны, повышения ее конкурентоспособности в глобальном мире. Причем не только в сельском хозяйстве и оборонно-промышленном комплексе, о чем сегодня много говорится и где особенно остро стоит проблема импортозамещения, но и в других отраслях и в системе управления экономикой страны в целом.

— Если война является продолжением политики, а политика – концентрированным выражением экономики, что в этой связи мог бы сказать в недавнем прошлом председатель Счетной палаты РФ?

— Современный мир отличает рост международной напряженности при значительном дисбалансе оценок экономической мощи доминирующих на данном историческом этапе государств и транснациональных корпораций. Речь идет как об оценке национальных богатств, так и корпоративных ценностей, включая человеческий капитал, материальные и нематериальные активы (рис. 4, 5, табл. 1).

Разница в стоимости национальных богатств наряду с последствиями приватизации России по ликвидационной цене, в том числе, обусловлена метрикой их оценки. А, как известно, в чужой метрике ценностей есть риски всегда быть на «оси зла» и иметь ничтожную капитализацию. В то же время фактор реализации возможности рекапитализации способен оказать значительный эффект на приращение инвестиций в развитие.

При этом страна до сих пор живет в метрике ВВП (СНС-93), что не сопоставимо с точки зрения возможностей капитализации национальных богатств (СНС-2008) как условия привлечения инвестиций, в том числе в модернизацию ОПК. Положение усугубляется отсутствием полноценной системы государственной регистрации юридических и физических лиц, а также учета и оценки основных активов, включая промышленную перепись производственных фондов, учет запасов природных ресурсов и нематериальных активов, во многом определяющих оценку национальных богатств развитых стран. Кстати, в мою бытность председателем Счетной палаты РФ, оценка рисков импортозамещения продукции ОПК показала, что вывоз военных технологий на порядок превышал их приобретение. К сожалению, мы так и не получили должной реакции Минпромторга на ситуацию с доставшимися в наследство от СССР нематериальными активами.

В целом дисбаланс ключевых активов, а также наличие или отсутствие центров эмиссии, контроль информационных и медийных ресурсов, наличие ядерных боеприпасов и других видов оружия массового поражения уже само по себе предполагает асимметрию подходов к выбору средств и способов вооруженной и иных форм конкурентной борьбы.

Асимметрия ключевых потенциалов развития (capabilities) в свою очередь предполагает мобилизацию внутренних и внешних факторов непропорционального влияния на результаты борьбы, включая жесткое использование так называемых факторов «мягкой силы» (soft power), сфера применения которых в отличие от традиционных вооружений не имеет каких-либо материальных и, как свидетельствуют сегодняшние худшие практики, моральных ограничений.

— Есть еще один ракурс – точка зрения председателя Императорского православного палестинского общества (ИППО), пока недостаточно известного широкому кругу читателей, но весьма влиятельного как в нашей стране, так и за ее рубежами института.

— Способность и готовность участников конфликтов идти дальше противника на все более резонансные прецеденты, вплоть до применения оружия массового поражения, сегодня ограничиваются только крепостью нервов, адекватностью оценок реализуемых и мобилизуемых военно-экономических потенциалов, а также уровнем моральной ответственности участников конфликтов и их спонсоров.

Реакция США на жертвы Одессы и ракетные обстрелы мирного населения Донбасса свидетельствует, что для Белого дома это всего лишь признаки успешности реализующегося сценария масштабного форс-мажора, на который можно будет списать последствия кризиса мировой финансовой системы и опять начать с чистого листа разрабатывать новые планы Маршала для разоренных в очередной раз народов мира. Станок для производства новых долларов не может работать вхолостую – значит должны работать доллары, а для этого необходимо жизненное пространство реальных активов. Только бизнес и ничего личного по отношению к евро, юаню, рублю или гривне.

Отдельные когнитивные аспекты данной проблемы рассматривались Владимиром Лефевром в контексте алгебры конфликтологии, включая сопоставление двух типов этических систем: первая из которых исключает композицию категорий добра и зла, вторая – допускает («цель оправдывает средства»). Выбор зависит, в том числе, от конфессиональной приверженности акторов гипотезе о наличии или отсутствии института «чистилища», что само по себе является слабой гарантией для отказа от начала или причиной для прекращения войны. События в Одессе, применение фосфорных бомб и инцидент с малазийским «Боингом» – лишнее тому подтверждение. Существенно, что в православии, в отличие от католицизма, нет понятия «чистилища», где можно откупиться, в том числе от греха ростовщичества.

Унификация смыслов и образа жизни в качестве средства разрушения социокультурной идентичности, дискредитация понятий национальных ценностей и политических наций, использование информационных технологий для паразитарного инфицирования экономик уже на наноуровне биржевых транзакций и тотальный персональный контроль – вот далеко не полный перечень возможностей так называемой «мягкой силы». И сегодня даже этих методов уже недостаточно для компенсации последствий безграничной корысти, этого главного источника кризисов и войн.

До настоящего времени эскалация инцидентов и их последствия: от жертв Майдана и Одессы до массовых военных потерь и жертв среди мирного населения юго-востока Украины – явились скорее катализаторами развития кризиса, чем факторами, сдерживающими применение силы.

Социокультурная идентичность как важнейшая часть стратегических ценностей является системообразующим элементом жизненного пространства, наряду со средой обитания, включающего уклады и смыслы жизни. В этом плане проблема импортозамещения культурных ценностей и экспортируемого Западом образа жизни является не менее важной и сложной задачей, чем замещение промышленных технологий.

— И что же в итоге? Как вам видится дальнейшее развитие и пути разрешения кризиса?

— Сегодня очевидно, что самостоятельно ни Киев, ни Донецк остановиться уже не могут, в том числе в силу фактической утраты суверенитета – с одной стороны и соображений безопасности и будущего близких – с другой. Без выхода за институциональное пространство Украины поиск решения конфликта представляется проблематичным.

Последовательная эскалация масштабов применения военной силы бесперспективна уже в силу наличия рисков превышения уровня неприемлемого ущерба для стран, обладающих ядерным оружием, что может стать причиной мировой катастрофы.

Если инцидент не может быть разрешен в кратчайшие сроки, даже при концентрации имеющихся ресурсов, необходима выработка соответствующей стратегии, сдерживающей развитие конфликта и обеспечивающей последовательный выход из кризиса.

Таким образом, налицо проблема формирования факторов влияния, способных эффективно воздействовать на всех участников конфликта интересов в целях восстановления состояния мирного сосуществования и, желательно, на длительный период (рис. 6).

Различие социально-экономических потенциалов, стратегических ценностей и метрик прогресса крайне осложняет решение данной задачи, но иного пути, учитывая ограниченность жизненного пространства Земли и безграничность возможностей средств вооруженной борьбы, у нас нет.

Положение усугубляется сложностью идентификации всех субъектов конфликта государственных, корпоративных и личных интересов, реально влияющих на решения о формировании и реализации крайне опасных для цивилизации сценариев и проектов.

Неопределенность масштабов, сроков и последствий целенаправленного развития негативных тенденций требует комплексной оценки связанных с ними рисков, включая оценку стрессоустойчивости государственных органов российской власти и хозяйствующих субъектов в условиях эскалации Западом санкций и провокаций.

В целом масштабы проблемы выходят далеко за границы России, что предполагает координацию и кооперацию экспертного сообщества для оценки проблем международной политико-экономической безопасности, в том числе в целях сдерживания эскалации и прекращения вооруженных конфликтов как предтечи мировых кризисов и войн.

Фактически нам предлагают закрыть «окно в Европу», что вряд ли соответствует интересам европейцев, включая культурную и бизнес-элиту. Майдан кричит: «мы выбираем Европу», а что, до этого Украина была в Азии? На самом деле, геополитической сверхзадачей спонсоров конфликта является реализация давно заявленного сценария, исключающего естественную интеграцию технологического, природного и человеческого потенциалов на пространстве от Лиссабона до Владивостока.

Таким образом, учитывая порядковую разность экономических потенциалов, в современной конкурентной борьбе не может быть простых линейных решений. Необходимы асимметричные инновационные прорывы в ключевых сферах обеспечения суверенитета, безопасности и конкурентоспособности развития страны, что, в свою очередь, предполагает идентификацию и синергию ключевых потенциалов развития. Историческими примерами могут служить годы индустриализации, космические и атомные проекты, копирование которых сегодня уже бесперспективно.

Возможными сценариями для России могут быть: дальнейшая конфронтация, капитуляция, изоляция, мобилизация, переговоры и соглашение. Первые три варианта бесперспективны, оставшиеся требуют инновационных подходов и асимметричных мер как к обеспечению безопасности и конкурентоспособности страны, так и к выбору факторов влияния на партнеров по переговорам. При этом решать проблему нужно с теми, кто действительно решает, а их идентификация и мотивация с учетом разности уровней чувствительности, приемлемого ущерба и шока – отдельная проблема.