Взлом Манхэттенского проекта
Советская разведка внесла важный вклад в создание ядерного щита отечества

«Беседа. Академик Курчатов и Квасников». Художник Павел Рыженко. Холст, масло, 1,5х1,4 м.

Человеческая цивилизация насчитывает десятки эпохальных событий, которые делят ее историю на отрезки «до» и «после», начиная с изобретения колеса, открытия пороха или создания компьютера. В августовские дни 1945-го мы шагнули в эпоху «после атомной бомбы», и этот рубеж принципиально отличается от всех предыдущих, да и, пожалуй, последующих.  Преодолев «атомный» Рубикон, человечество получило реальную возможность в течение нескольких десятков минут уничтожить цивилизацию вместе с самой планетой.

Евгений ДОЛГУШИН

6 августа 1945 г. американский бомбардировщик B-29 сбросил атомную бомбу на японский город Хиросима. Через три дня, 9 августа 1945 г., атомной бомбардировке подвергся еще один город Японии – Нагасаки. В пламени атомного апокалипсиса было уничтожено более 70 тысяч человек. К концу 1945 г. из-за радиоактивного заражения и других отложенных последствий общее количество погибших составило более 90 тысяч человек. На настоящее время число жертв ядерных ударов составило порядка 450 тысяч человек. Эта цифра учитывает и жителей несчастных городов, выживших в атомном пламени, и их потомков, впоследствии умерших от онкологических заболеваний и врожденных генетических отклонений.

29 августа 1949 года произошло событие, коренным образом повлиявшее на мировой баланс сил. Советский Союз провел успешное превосходил по глобально-испытание своей атомной бомбы. Взрыв был произведен на Семипалатинском полигоне.

После Хиросимы и Нагасаки творцы атомной бомбы в полной мере осознали, что «сделали работу за дьявола». Альберт Эйнштейн, чье письмо президенту США Теодору Рузвельту от 2 августа 1939 г. по сути инициировало атомную программу Штатов, говорил после войны: «Если бы я знал, что немцам не удастся создать бомбу, я бы и пальцем не пошевелил». А научный руководитель американского проекта Роберт Оппенгеймер, потрясенный результатами применения своего детища, был искренне убежден, что человечество навеки проклянет само название «Лос-Аламос».

Такая позиция американских ученых возникла не на пустом месте. Получив в свои руки столь мощное оружие, США и западные страны перешли на язык «ядерной дипломатии» в общении с СССР. Планы нападения на бывшего союзника множились, как грибы после дождя: «Тоталити» в 1945 г. – всего лишь через четыре месяца после Потсдамской мирной конференции, «Пинчер» в 1946 г., «Сизл» и другие, вплоть до «Дропшот» в 1949 г. Все они основывались на доктрине безответного ядерного удара и отличались только нарастающим количеством целей, числом атомных зарядов и степенью проработки. Последний, по оценкам военных специалистов, превосходил по глобальности геополитических целей и детализации известный план «Барбаросса».

Причины такой политики понятны. Суть не в различии идеологий, как бы широко не использовался этот тезис, а в ресурсах. После Первой мировой войны державы-победительницы поделили мир на сферы своих геополитических и экономических интересов. Советскому Союзу после революции, интервенции, Гражданской войны и последующей разрухи была отведена роль ресурса. Но СССР вышел из войны с Германией, вопреки ожиданиям западного мира, значительно окрепшим. Его военная сила и влияние на мировые процессы многократно возросли, появились средства для отстаивания своих интересов в глобальной политике. Бывших союзников это никак не устраивало.

Первая советская атомная бомба РДС-1. Усилия внешней разведки позволили сократить сроки создания ядерного оружия в СССР как минимум в два раза.

Ядерные удары по Хиросиме и Нагасаки не были вызваны настоятельной военной необходимостью. У Америки было достаточно обычных вооружений для достижения сравнимого эффекта. Так, одна из бомбардировок Токио зажигательными бомбами в марте 1945 г. унесла жизни более чем 100 тысяч мирных жителей, что превышает число одномоментно погибших в Хиросиме и Нагасаки. Атомная бомбардировка была нужна для устрашения собственного союзника.

К 1949 г. мир застыл в шатком равновесии. «Холодная война» могла обратиться в настоящую с использованием ядерного оружия в таком количестве, которое уже представляло серьезную опасность для жизни на планете в целом. Пришло осознание, что один раз преступив все моральные, социальные, религиозные и прочие ограничения и барьеры, правящая элита Соединенных Штатов может не остановиться перед повторным применением ужасного оружия. Но 29 августа 1949 г. произошло событие, коренным образом повлиявшее на мировой баланс сил. Советский Союз провел успешное испытание своей атомной бомбы. Взрыв был произведен на Семипалатинском полигоне.

Проект докладной записки на имя Сталина о разработке союзниками ядерного оружия, подготовленной Л.Р. Квасниковым для Берии в 1942 г. Ввиду спешки и секретности документ подготовлен на перевернутом чистом бланке описи служебных материалов.

Атомный взрыв на территории СССР стал полной неожиданностью для руководства США. Все правительственные эксперты из числа ведущих ученых и специалистов единодушно утверждали – Советы создадут свое ядерное оружие не ранее первой половины 1950-х или еще позже. Но пробы воздуха, взятые в верхних слоях атмосферы самолетами специальной метеорологической разведывательной службы США в районе Камчатки, однозначно подтверждали факт ядерного взрыва.

Небольшое отступление: между Семипалатинском и Камчаткой более пяти тысяч километров. Через несколько дней после испытания в атмосфере в районе Камчатки обнаруживаются частицы радиоактивного пепла. А теперь представьте, что ждало бы нашу планету в случае использования трехсот ядерных зарядов по целям на территории Советского Союза, предусмотренных планом «Дропшот».

В РАЗВЕДКУ – ПО ПАРТНАБОРУ

В 2019 г. исполняется 70 лет со дня испытания первой отечественной атомной бомбы. Для страны, только что завершившей тяжелейшую войну, ее создание потребовало беспримерной самоотверженности всего советского народа, концентрации и отдачи всех сил. И в ряду имен ученых, инженеров, производственников и простых рабочих, совершивших этот трудовой подвиг, стоят имена советских разведчиков. Эти люди, как и вклад разведки в создание ядерного щита Отечества, стали известны российскому обществу по историческим меркам совсем недавно. Целью настоящего очерка является не изложение истории создания ядерного оружия в СССР – она многократно описана в публицистике и мемуарной литературе, а взгляд на канву событий изнутри разведки, а также рассказ о тех людях, которые внесли наибольший вклад в добывание зарубежных атомных секретов.

История величайшей операции отечественной разведки, позднее получившая в оперативной переписке наименование «Энормоз», началась внешне обыденно. В середине 1940 г. молодой разведчик Леонид Романович Квасников обратил внимание на исчезновение из иностранных научных журналов работ по ядерной тематике. Интересовался ими он и по долгу службы, поскольку с 1939 г. занимал должность заместителя начальника отделения научно-технической разведки, и по призванию – до прихода в разведку в 1938 г., он занимался наукой, готовился к защите кандидатской диссертацию. У современных биографов не возникает сомнений в ожидавшей его блестящей карьере ученого или инженера-изобретателя, но судьба распорядилась иначе, и он стал великим разведчиком.

Из политических репрессий 1935-1937 гг. разведка вышла практически разгромленной. Она потеряла больше половины своего личного состава. К 1938 г. были ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, оказались утраченными связи с ценнейшими источниками информации. Некоторые из них были потеряны безвозвратно. Порой в «легальных» резидентурах оставалось всего 1-2 работника, как правило, молодых и неопытных. Более того, в 1938 г. в течение 127 дней кряду из центрального аппарата внешней разведки руководству страны не докладывалось вообще никакой информации. В результате в том же 1938-м был объявлен партийный и комсомольский набор в органы госбезопасности, в том числе и в разведку.

Леонид Романович Квасников оказался одним из плеяды выдающихся отечественных разведчиков, пришедших по партнабору 1938 г. С 1939 по 1942 гг. он – заместитель начальника отделения научно-технической разведки. С 1943 по 1945 гг. – резидент научно-технической разведки (НТР) в Нью-Йорке. Руководил всей работой по проникновению в тайны Манхэттенского проекта. За оказание помощи советским ученым в создании отечественного ядерного оружия в 1996 г. ему было присвоено звание Героя России (посмертно).

В далеком же 1940 г. Л.Р. Квасников обратился к начальнику разведки Павлу Михайловичу Фитину, другому герою нашего очерка и одному из руководителей операции по добыче атомных секретов. Подобно Квасникову, он пришел в разведку в 1938 г. Через год, в возрасте 32-х лет возглавил и за неполные два года смог возродить ее из пепла, восстановив утраченные позиции. Оставался в этой должности до 1946 г., в самое тяжелое для страны время.

Фитин очень серьезно отнесся к словам подчиненного и дал «добро» на подготовку и отправку в резидентуры технически развитых стран (Лондон, Нью-Йорк, Берлин, Стокгольм и Токио) письма-ориентировки, в которых предписывалось приступить к получению сведений о возможно ведущейся работе по использованию энергии деления атомного ядра в военных целях.

Впоследствии задание уточнялось и конкретизировалось. Так, в оперативном письме «Письмо №1 по «XY» от 27.1.1941 г.» (XY – кодовое обозначение линии НТР в те годы) впервые в документах разведки появилось упоминание об «уране-235». И еще этот документ примечателен тем, что адресован он был руководителю нью-йоркской резидентуры Гайку Бадаловичу Овакимяну, еще одному из участников «атомной» операции Советского Союза.

Г.Б. Овакимян пришел в разведку в 1931 г. Чистка 1935-1937 гг. обошла его стороной. В это время он работал в Америке заместителем руководителя «легальной» резидентуры в Нью-Йорке по линии НТР и добился значительных личных вербовочных результатов. В 1938 г. возглавил нью-йоркскую резидентуру. 5 мая 1941 г. был арестован ФБР и заключен в тюрьму. Лишь после нападения Германии на Советский Союз разведчику по личному указанию президента Рузвельта было разрешено выехать на Родину. В 1943 г. стал первым заместителем Фитина и курировал вопросы, связанные с атомной тематикой, и стал четвертым человеком в центральном аппарате, имеющим доступ к документам операции.

По прибытии в США Леонид Квасников приступил к «взлому» Манхэттенского проекта – такое название в 1942 году получили американские работы по созданию ядерного оружия.

Следует отметить, что для сохранения в тайне ведущейся операции по ядерной теме были предприняты строгие меры безопасности. Помимо Овакимяна, доступ к документам имел П.М. Фитин, начальник разведки, Л.Р. Квасников, руководитель операции, и переводчик с английского языка Е.М. Потапова. При подготовке документов на доклад руководству страны в машинописном варианте оставлялись пробелы, куда исполнитель дописывал от руки особо чувствительную информацию – оперативные псевдонимы источников, физические термины и названия радиоактивных элементов. Словом, все то, что могло помочь при случайном, мимолетном взгляде на документ идентифицировать область разведывательных устремлений.

Первая значимая информация об атомной программе союзников была получена лондонской резидентурой 16 сентября 1941 г. На встрече с агентом советской разведки Дональдом Маклином, одним из членов легендарной «Кембриджской пятерки», резидент Горский получил информацию, подтверждающую ведение Англией работ по созданию атомного оружия – материалы рассмотрения британским правительством специального доклада по созданию урановой бомбы. Одновременно сообщалось о состоявшемся летом этого года заседании «Уранового комитета» Англии, на котором было принято решение о начале работ по созданию атомной бомбы. Английский атомный проект получил кодовое наименование «Тьюб-Эллойз».

Горский Анатолий Вениаминович – в органах госбезопасности с 1928 г. В 1936 г. направлен в лондонскую резидентуру, а в 1940 г. назначен ее резидентом. Не имея за плечами технического образования, он вызвал молодого разведчика Барковского, полгода как прибывшего в страну, и поручил ознакомиться с материалами и на их основе подготовить сообщение в Центр – «ты имеешь техническое образование, ты разберешься».

Барковский Владимир Борисович пришел в разведку в 1939 г. по партнабору подобно Л.Р. Квасникову и многим другим. В феврале 1941 г. командирован в Лондон. Работал с особо ценными источниками информации по линии НТР в целом и атомной тематике в частности. За оказание помощи советским ученым в создании отечественного ядерного оружия в 1996 г. ему было присвоено звание Героя России.

Клаус Фукс в Лос-Аламосе, 1944 г.

Материала было много, но молодой разведчик сразу вычленил главное – в документах шла речь о создании принципиально нового сверхмощного оружия, определялись исполнители отдельных работ и назывались конкретные сроки завершения – два года. Срочно готовится «Справка на №6881/1065 от 25.IХ.41 г. из Лондона», и за подписью Горского она уходит в Центр. Более детально ознакомившись с информацией «Уранового комитета», Барковский готовит развернутый доклад, в котором уже имеется информация о вычисленной англичанами критической массе – «от 10 до 43 кг» и технические подробности получения делящегося вещества.

Информация из Лондона была доложена Л.П.?Берии, который воспринял ее скептически. Всесильный нарком назвал ее дезинформацией, направленной на отвлечение сил и средств от нужд фронта и ослабление Советского Союза в целом. В чем-то его можно понять – битва за Москву в полном разгаре, немцы рвутся вперед, и остановить их не получается. В столице полным ходом идет эвакуация государственных учреждений и мирного населения. А тут ему лезут под руку с какими-то фантастическими бреднями о создании сверхоружия. Но при этом Берия все-таки велел Квасникову провести оценку полученных материалов у ученых.

Отзыв от 10 октября 1941 г. 4-го спецотдела НКВД, представляющего собой крупный научно-исследовательский центр с собственными лабораториями и производственной базой, был уклончив. В нем говорилось, что создание бомбы теоретически возможно, но это вопрос не ближайшего будущего, а следующего десятилетия или даже позже. В результате, по мнению Квасникова, у Берии сформировалось опасение дезинформации по линии атомных разработок, не оставлявшее его в течение нескольких лет.

Тем не менее работа по добыванию информации лондонской резидентурой шла дальше. Барковский принял на связь агента, непосредственного участника английских исследований. Первая встреча произвела на обоих неизгладимое впечатление. Когда англичанин понял, что «простая» фраза о «величине сечения захвата нейтронов атомами урана-235 для успешного протекания реакции деления» вызвала у молодого разведчика состояние ступора, он поинтересовался принципами дальнейшего общения с ним. Предложение просто передавать ему вопросы наших ученых, на которые он будет давать ответы, было отклонено как непродуктивное. Молодому разведчику было предложено приобрести учебник ядерной физики на английском языке и после его освоения планировать новую встречу.

А.С. Феклисов с семьей. Лондон, 1947 г.

Барковский изучил учебник за месяц, читая его ночами. На следующей встрече и далее он наравне с агентом участвовал в обсуждении передаваемой информации, чем заслужил его уважение. Уважение постепенно переросло во взаимную симпатию, укрепившую их деловые отношения. В 1942 г. у Барковского было на связи уже три агента «атомного» профиля, причем один из них работал непосредственно в «Урановом комитете». А в 1943 г., после решения о передаче 1-го Управлению НКГБ (внешней разведке) роли головной организации по разведыванию проблем «Энормоз», он принял на связь физика Клауса Фукса.

О Фуксе необходимо рассказать отдельно – это один из самых ценных наших источников. Немецкий эмигрант, член Компартии Германии. Занимался исследованиями в области быстрых нейтронов в Бирмингемском университете и был завербован ГРУ. За время работы с военной разведкой Клаус Фукс, пошедший на сотрудничество из желания нейтрализовать усилия нацистской Германии по созданию ядерного оружия, передал советской стороне ряд расчетов по расщеплению ядра и созданию атомной бомбы. Эти материалы получили высокую оценку. Всего от К. Фукса в 1941-1943 гг. было получено семь весьма ценных материалов. В 1943 г. он был передан на связь внешней разведке. По окончанию войны продолжил сотрудничество, в ходе которого передал информацию по принципам создания водородного оружия.  По оценке самих американских ученых, информация Клауса Фукса помогла Советскому Союзу сократить время создания атомного оружия на срок от трех до десяти лет и опередить США в создании водородного оружия.

В сентябре 1947 года в Лондон на должность заместителя резидента по линии научно-технической разведки прибыл Александр Феклисов, которому было поручено восстановить связь с Клаусом Фуксом.

Говоря о людях, которые с ним работали, Барковский неоднократно подчеркивал, что на контакт с разведкой шли не из-за денег. Основой сотрудничества в большей степени была близость взглядов на мир и схожесть жизненных целей. Кто-то изначально разделял принципы, положенные в основу социального устройства Советского Союза. Другие присоединились к борьбе против фашизма. А третьих не устраивала гегемония Соединенных Штатов, ведущих мир к ядерной катастрофе. Возможно, именно этим объясняется поражающая результативность операции «Энормоз».

В начале 1942 г. общее количество данных о ядерных исследованиях превысило некий порог, после которого Берия, несмотря на предвзятость, уже не мог игнорировать происходящее. Так, в феврале 1942 г. в руки советских фронтовых разведчиков попадает тетрадь с непонятными записями. Эта тетрадь пересылается в Наркомат обороны, а оттуда – Уполномоченному по науке ГКО. Было установлено, что речь идет о планах гитлеровцев по использованию атомной энергии в военных целях. Следует отметить и известные письма с фронта советского ученого Г.Н. Флерова, адресованные Сталину, в которых он обращал внимание Верховного главнокомандующего на настоятельную потребность развертывания в СССР работ по атомной тематике. В марте 1942-го Берия дал указание Квасникову подготовить записку на имя Сталина о разработке союзниками втайне от нас ядерного оружия. В записке предлагалось создать при ГКО научно-консультативный орган для координации исследований и практических шагов по созданию отечественного атомного оружия.

Записка была подготовлена, но Берия тянул с докладом. О причинах его поступка можно только догадываться. Может быть, исходя из обстановки на фронте, он посчитал что еще не время, а может опасения дезинформации и подспудное недоверие к данным лондонской резидентуры взяли верх. Был у наркома такой пунктик – он считал ее «гнездом врагов народа» и по его распоряжению резидентура была фактически закрыта в 1939 г., а возобновила работу только в ноябре 1940 г. Как пишет в своих воспоминаниях Герой России В.Б. Барковский, когда он восстановил в феврале 1941 г. связь с одним из наших агентов, тот чуть ли не бросился от радости ему на шею и воскликнул: «Где же вы были столько времени? Тут такие дела творятся». Впрочем, Л.П. Берия входил в ближайшее окружение вождя и мог доложить записку неформально, а Сталин –  просто отмахнуться, «не до этого». Немцы рвались к Волге, требовались чрезвычайные меры для стабилизации обстановки на фронте, речь шла о выживании страны. Подготовленная Квасниковым записка на имя Сталина за подписью Берии была официально направлена Верховному главнокомандующему 6 октября 1942 г., когда вопрос о начале работ по созданию отечественного атомного оружия уже был положительно решен распоряжением ГКО «Об организации работ по урану» №2352сс от 28 сентября 1942 г.

Для сохранения в тайне работ по ядерной теме в СССР были предприняты строгие меры безопасности. При подготовке документов на доклад руководству в машинописном варианте оставлялись пробелы, куда исполнитель дописывал от руки особо чувствительную информацию – оперативные псевдонимы источников, физические термины и названия радиоактивных элементов.

В Лондоне не знали о хитросплетениях обстановки в Центре и просто продолжали работать. Заслуга в создании благоприятных условий для эффективной работы разведчиков «в поле», несомненно, принадлежит П.М. Фитину, взвалившего на свои плечи непростую ношу прикрытия оперсостава от непредсказуемых выбросов эмоций руководства. Иногда в публицистической литературе встречаются попытки противопоставления Берии и Фитина, их отношения описываются чуть ли не как антагонистические. Это не соответствует историческим реалиям. Фитин пользовался доверием наркома. Именно при Берии он стал руководителем внешней разведки и оставался на этом посту вплоть до окончания войны. При передаче разведки в МИД СССР Берия оставил его в штатах органов госбезопасности, где Павел Михайлович дорос до министра госбезопасности республики Казахстан. И только после смерти Берии карьера Фитина оборвалась, он был уволен из органов.

Этим фактом можно попытаться объяснить наличие нормальной деловой обстановки в «нелюбимой» Берией резидентуре и достигнутые успехи в добывании важной разведывательной информации. Несмотря на то что ее работа возобновилась фактически только в конце 1940 г., в 1942 г. разведчики смогли создать агентурную сеть, бесперебойно поставляющую в центр информацию об английских атомных исследованиях. В конце 1941 г. из Лондона поступает информация о том, что США и Великобритания решили координировать усилия своих ученых в области атомной энергии. Позднее, 20 июня 1942 г., во время переговоров в Вашингтоне Черчилль и Рузвельт приняли решение строить атомные объекты в США, так как Англия подвергается постоянным бомбардировкам германской авиации. Центр интересов советской разведки в области «Энормоз» постепенно смещался за океан, что подтверждает полученный из Лондона в конце 1942 г. подробный отчет о работах, ведущихся в Англии и США. Из полученных документов следовало, что американцы значительно опережали англичан в деле разработки атомной бомбы.

Агенты советской разведки Леонтина и Моррис Коэн, действовавшие в США.

В отличие от коллег в Лондоне, нью-йоркская резидентура на тот момент не могла похвастаться значительными успехами. Не помогало даже то, что к 1941 г. у нее была впечатляющая агентурная сеть по линии НТР и с ней работали такие опытные и активные разведчики, как Семен Маркович Семенов. С.М. Семенов в органах госбезопасности с сентября 1937 г. В 1938 г. был направлен на разведывательную работу в США, где находился до 1944 г. В 1940 г. закончил аспирантуру при Массачусетском технологическом институте, где приобрел многочисленные знакомства в среде молодежи с техническим образованием. За время работы в США проявил себя как один из наиболее активных и результативных работников научно-технической разведки. Имел на связи до 20 агентов по этой линии, через которых было получено значительное количество ценных материалов по радиоэлектронике, реактивной авиации, химии, медицине. Именно Семен Маркович сумел добыть и переправить на родину несколько миллиграмм штамма «чудо-лекарства» – пенициллина, и именно ему должны быть благодарны сотни тысяч раненых советских солдат, спасенных от смерти препаратом уже отечественного производства, поскольку ленд-лизовского катастрофически не хватало.

Но с начала Великой Отечественной войны основные силы и средства американской резидентуры были ориентированы на политическую разведку – следовало держать руку на пульсе и информировать центр о планах Америки по открытию второго фронта и выявлять признаки попыток ведения сепаратных переговоров с Германией. Это не значило, что линия НТР в Нью-Йорке бездействовала, но она была ориентирована на добычу информации по обычным вооружениям. Разведчики не ожидали, что Центр заинтересуется вопросами расщепления атомного ядра, до сего момента занимавших внимание только физиков-теоретиков. Были предприняты незамедлительные шаги по приобретению необходимой агентуры. Тот же Семенов, будучи неординарным разведчиком-вербовщиком, сумел привлечь к сотрудничеству группу молодых ученых и специалистов, впоследствии давших значительное количество ценных материалов по американскому атомному проекту. Но момент приобретения агента не тождественен моменту получения от него ценной информации, особенно если речь идет о молодых людях. Требовалось время, порой немалое, чтобы они получили доступ к интересующей оперработника информации.

Поэтому ближе к концу 1942 г. Л.П. Берия принимает решение направить в Нью-Йорк для активизации работы по операции «Энормоз» Л.Р. Квасникова. Как вспоминает Леонид Романович, Берия вызвал его, проинформировал о новом назначении и выделил минимальное время для сборов. А напоследок добавил: «Ты эту кашу заварил – ты и езжай ее расхлебывать». С ним у Берии были неприязненные отношения, причем взаимные. Но это не помешало наркому отдать должное деловым и аналитическим качествам Квасникова и отправить его на ответственный участок работы, когда этого потребовали интересы дела.

Квасников прибыл в Нью-Йорк в начале 1943 г. За время его следования к новому месту службы в Москве произошли знаковые события. В конце 1942?г. у Сталина состоялось еще одно совещание, посвященное вопросам использования атомной энергии в военных целях. На него были приглашены ведущие физики-ядерщики. Именно тогда Сталину была предложена кандидатура руководителя советского атомного проекта – профессора Игоря Васильевича Курчатова. По воспоминаниям присутствующих, Сталин очень удивился выбору, но в конечном счете согласился с мнением ученых. 15 февраля 1943 г. была создана «Лаборатория №2» под началом Курчатова, возглавившего научное направление атомного проекта. Ему передали на экспертизу добытые разведкой материалы, на которые 7 марта 1943 г. был получен положительный отзыв. В нем отдельно подчеркивалось, что материалы заслуживают доверия, и если в них имеются отдельные неточности, то их следует считать заблуждениями английских физиков, а никак не недоработкой советских разведчиков. Тем самым была вроде де бы поставлена точка в споре об «атомной дезинформации», но опасения Берии до конца развеяны не были.

ЦЕЛЬ – ЛОС-АЛАМОС

По прибытии в Америку Квасников приступил к «взлому» Манхэттенского проекта – такое название в 1942 г. получили американские работы по созданию ядерного оружия. Подступится к нему было очень непросто из-за беспрецедентных мер безопасности вокруг его участников – ученых, инженеров, техников и рабочих, сосредоточенных в Лос-Аламосе. Биография каждого из кандидатов на работу тщательно проверялась ФБР. Спецслужбы ограничили въезд в соседние с Лос-Аламосом города даже для американских граждан. Если по какой-либо надобности требовалось посетить такой «закрытый» город, к примеру Альбукерке, то было необходимо сначала получить разрешение, предоставив спецслужбам обоснование возникшей потребности. Сотрудники лаборатории не были в курсе работ, ведущихся в соседних отделах. Из более чем 120 тыс. участников проекта общее состояние дел и конечную цель знали едва ли полтора десятка человек. Руководитель со стороны военных, бригадный генерал Лесли Гровс был уверен, что такие меры безопасности полностью исключали возможность утечки секретной информации.

Александр Феклисов на первом месте встречи с Клаусом Фуксом, Лондон, 1993 г.

В подчинение Л.Р. Квасникову были переданы опытный разведчик С.М. Семенов и молодые А.А. Яцков и А.С. Феклисов.

Анатолий Антонович Яцков в разведке с 1939 г. Накануне Великой Отечественной войны направлен в нью-йоркскую резидентуру. За оказание помощи советским ученым в создании отечественного ядерного оружия в 1996 г. ему было присвоено звание Героя России (посмертно).

Александр Семенович Феклисов в разведке с 1939 г. С 1942 г. в резидентуре в Нью-Йорке. В 1947 г. направлен в Лондон, где восстановил связь с Клаусом Фуксом. В 1962 г., в дни Карибского кризиса, возглавлял резидентуру в Вашингтоне и сыграл одну из главных ролей в урегулировании кризиса. За оказание помощи советским ученым в создании отечественного ядерного оружия в 1996 г. ему также было присвоено звание Героя России.

Перелом наступил в 1944 г. В ноябре 1943 г. в нью-йоркскую резидентуру поступила ориентировка, в которой сообщалось о выезде в США для работы над атомным проектом нескольких ведущих ученых из Англии, в том числе и Клауса Фукса. Для связи с ним Центр рекомендовал использовать агента-связника из числа граждан Америки.

Квасников последовал рекомендации Центра и создал отдельную сеть связников и курьеров. Связники из граждан Америки обладали несравненно большей степенью свободы при передвижениях по стране, для них, как правило, не приходилось легендировать свое нахождение в том или ином месте, встречу с тем или иным гражданином страны. Каждый связник работал только с одним источником, о других источниках советской разведки он ничего не должен был знать. Встречи Яцкова и Феклисова со связниками проходили уже в пределах Нью-Йорка или его ближайших окрестностях, что существенно снижало требования по легендированию местонахождения оперработника.

5 февраля 1944 г. в Нью-Йорке состоялась встреча агента-связника Гарри Голда с К. Фуксом, а 25 февраля Фукс передал копии своих теоретических работ по «Энормозу». За время командировки К. Фукса в США его работой на внешнюю разведку руководили Семенов, а затем Яцков.

Были и непредсказуемы успехи, объяснимые только удачей. Летом 1944 г. неизвестный принес в советское генконсульство пакет на имя посла А.А. Громыко. В нем оказались совершенно секретные материалы по проекту «Энормоз». Установить неизвестного резидентуре не удалось. Центр, получивший эти материалы, оценил их как «исключительно интересные», однако отчитал резидентуру за то, что она не приняла мер по установлению контакта с этим лицом.

И все-таки успехи американской резидентуры до сентября 1944 г. носили эпизодический характер. Но в сентябре А.С. Феклисову удалось установить контакт с американской гражданкой, симпатизировавшей борьбе Советского Союза с гитлеровской Германией. Выяснилось, что ее муж работал в Санта-Фе на заводе, который выполнял заказы по «Энормозу». В декабре 1944 г. его удалось привлечь к сотрудничеству на идейной основе, а в дальнейшем наладить бесперебойное получение материалов по проводимым в Лос-Аламосе работам по созданию атомного оружия. В начале 1945 г. Квасникову удалось приобрести еще несколько источников по «Энормозу» и наладить регулярное снабжение Центра документальной информацией по Манхэттенскому проекту.

Пульт управления испытанием РДС-1. Создание атомной отрасли в разрушенной войной стране стало настоящим подвигом советских людей. Разведчики внесли в эту титаническую работу свой заметный вклад.

Информация разведки получила высокую оценку со стороны наших ученых. В отзывах И.В. Курчатова и других, допущенных к добытым материалам ученых, стали появляться вопросы. Работа разведчиков приобрела дополнительную целенаправленность, что положительно сказалось на темпе работ по созданию советского ядерного оружия.

В начале июня 1945 г. резидентуре удалось восстановить временно потерянную из-за отъезда в Англию связь с Клаусом Фуксом. От него была получена подробная документация по устройству атомной бомбы. Фукс проинформировал агента-связника, а через него советскую разведку о предстоящем примерно 10 июля 1945 г. первом испытании атомной бомбы.

Но в назначенную дату испытания не состоялись, и Центр срочно затребовал объяснений. Квасников возражал против такой спешки, но Москва настаивала. Пришлось нарушить принцип «один связник – один источник» и направить в Лос-Аламос другого человека. Информация была получена и доложена в Центр. Испытания были отложены из-за неблагоприятных метеорологических условий. Ветер дул вглубь США и был риск достижения радиоактивным облаком густонаселенных мест.

Впоследствии это отступление от правил привело к провалу ряда наших агентов. Причины такой настойчивости Центра доподлинно неизвестны. Сам же Квасников полагал, что Берией вновь возобладали опасения «атомной мистификации» со стороны западных спецслужб. Успешные ядерные испытания американской атомной бомбы состоялись 16 июля 1945 г., после которых уже ни у кого не осталось сомнений в реальности цели.

24 июля 1945 г. во время Потсдамской конференции Трумен проинформировал Сталина о создании в США нового оружия большой разрушительной силы. Сталин не проявил никаких эмоций. Он уже имел необходимую информацию от советской внешней разведки.

Рассказ о людях, добывавших для Советского Союза атомные секреты, будет неполным без Леонтины Коэн. Леонтина Тереза Коэн дала согласие на сотрудничество с советской разведкой в 1941 г. Содействие в этом оказал ее супруг, Моррис Коэн, агент советской внешней разведки с 1938 г. В годы войны использовалась в качестве агента-связника резидентуры внешней разведки в Нью-Йорке. Находилась на связи у сотрудника резидентуры А.А. Яцкова. Выполняя указание Центра, она за три месяца добыла в Канаде образцы урана.

Известен следующий эпизод из ее оперативной биографии – Леонтина Коэн получила задание встретиться с источником информации, работавшем в Лос-Аламосе. Сотрудникам Манхэттенского проекта разрешалось посещать только ближайшие к лаборатории города, въезд в которые был закрыт для всех неместных жителей. Местом встречи был выбран курортный городок Альбукерке, расположенный неподалеку от атомной лаборатории, поскольку он был условно открыт для посещения по предписанию врача. Леонтина запаслась справкой, удостоверяющей необходимость прохождения курса лечения легких в этой курортной зоне и прибыла в Альбукерке. Там она прожила месяц в ожидании встречи, которая наконец состоялась. Полученные материалы представляли собой пачку бумаги приличной толщины. Осталось только добраться до Нью-Йорка и передать документы Яцкову.

Покупая билеты на вокзале, Леонтина заметила, что у всех отбывающих пассажиров проверяют документы и досматривают личные вещи. Разведчица не растерялась и с ходу начала воплощать в жизнь мгновенно возникший план. Документы перекочевали из дамской сумочки в коробку с бумажными салфетками, которые были атрибутом легенды ее пребывания на курорте. Ведь у нее больные легкие и из-за этого она подвержена приступам кашля. Осталось только выждать время, чтобы появиться на перроне впритык к отходу поезда.

И вот из здания вокзала появилась слегка рассеянная и чудаковатая дама средних лет, явно торопящаяся на посадку. В одной руке у нее была сумочка, в другой – большая коробка бумажных салфеток. Услышав просьбу предъявить документы, она на пару секунд растерялась, но нашла выход из положения. Вручив коробку с салфетками проверяющему, она принялась судорожно рыться в сумочке. При этом любой желающий мог убедиться, что она полна дамскими мелочами, среди которых безнадежно затерялись документы и билет на поезд. А больше там ничего нет. Когда до отхода поезда оставалось меньше минуты, документы, справка от врача и билет наконец нашлись и были предъявлены. Получив разрешение следовать на посадку, дама торопливо направилась к вагону, забыв салфетки. Человек в штатском был настолько галантен, что сам догнал рассеянную пассажирку и вручил ей коробку с салфетками. Без проверки содержимого оной. Секретные документы Манхэттенского проекта благополучно добрались до Нью-Йорка и были переправлены в Москву. Такой она была, Леонтина Коэн – находчивой, мужественной, но склонной к рискованным поступкам. 15 июня 1996 г. Указом президента РФ за успешное выполнение специальных заданий по обеспечению государственной безопасности в условиях, сопряженных с риском для жизни, проявленные при этом героизм и мужество Леонтине Коэн (посмертно) было присвоено звание Героя Российской Федерации. Ее супруг Моррис Коэн получил это звание годом ранее.

19 сентября 1945 г. Гарри Голд в очередной раз встретился с Клаусом Фуксом. Помимо технических данных по атомной бомбе Фукс передал копию меморандума, подготовленного ассоциацией ученых Лос-

Аламоса американскому правительству. Ученые, с тревогой говоря об атомном оружии, предлагали ознакомить другие страны с секретами ее получения. В 1946 г. Фукс вернулся в Лондон, и связь с ним временно прервалась.

В сентябре 1947 г. в Лондон на должность заместителя резидента по линии научно-технической разведки прибыл А.С. Феклисов, которому было поручено восстановить связь с К. Фуксом. В конце того же месяца ему удалось восстановить контакт с ученым и получить от него информацию о работе по «Энормозу» в Англии, и на этой же встрече Фукс разъяснил разведчику принцип устройства водородной бомбы, над которой работали в Чикагском университете Ферми и Тейлор. Таких встреч было несколько, и каждый раз А.С. Феклисов получал ценную информацию.

На последней встрече, в 1948 г., Фукс отметил: «Курчатов на всех парах несется к успеху». Александр Семенович вспоминает, что он даже растерялся и не нашел что сказать в ответ. Тогда ученый улыбнулся и пояснил: «Я вижу это по вашим вопросам». Он оказался прав – до успеха Курчатову оставалось меньше года.

В заключение хочется акцентировать внимание на некоторых расхожих мифах, получивших распространение после рассекречивания части архивов СВР России по атомной тематике.

Встречаются утверждения, что чуть ли не все ученые в Англии и Америке были нашими агентами. Это не так. Как видно из очерка, лишь несколько человек сотрудничали с советской разведкой, при этом – добровольно, исходя только из своих политических убеждений или на общей антифашистской платформе.

Другие утверждают, что разведка передала ученым исчерпывающие данные для создания атомной бомбы и от них потребовалось совсем немногое. Это тоже не так. Разведка сумела добыть только часть информации, необходимой для создания атомной бомбы. Отечественные ученые проделали колоссальную научную и опытно-конструкторскую работу, приведшую их к успеху. Кроме того, атомную промышленность Советский Союз создавал сам – в этом деле не помогли бы никакие данные разведки.

И, наконец, третьи низводят роль разведчиков до простого передаточного звена между зарубежными и советскими учеными. Это тоже не соответствует исторической правде. Предпринятые западными спецслужбами меры по охране ядерных секретов были беспрецедентными для того времени. Для доступа к этим секретам отечественным разведчикам прошлось проявить максимум настойчивости, профессионализма, незаурядной изобретательности, мужества и отваги.

Истинная роль отечественной разведки состоит в том, что благодаря добытой информации были значительно уменьшены финансовые и материальные затраты на наш ядерный проект – исключены многие направления научных исследований и опытно-конструкторских работ, ведущих в тупик. Советские ученые получили возможность сосредоточения сил и средств на перспективных направлениях. И это дало самый главный эффект – сокращение сроков создания отечественной атомной бомбы, по самым осторожным оценкам, в два раза.