Алексей ОЛЕЙНИКОВ

В Наставлении для действий пехоты в бою нашла отражение тактика пехоты Русской армии к началу Первой мировой войны. В этом документе вопрос о взаимодействии огня, маневра и удара данного рода войск решен так: «Сила пехоты в бою заключается в ружейном и пулеметном огне с решительным движением вперед и в штыковом ударе».

Говоря о тактике боя пехоты, уставы и наставления отмечали, что «наилучшее поражение неприятеля достигается сочетанием фронтального огня по каждой обстреливаемой цели с фланговым или, по крайней мере, с косым огнем, чтобы взять цель под перекрестный огонь».

Расстреляв противника с ближайших дистанций винтовочным и пулеметным огнем, пехота бросается в штыки и (или) бросает ручные гранаты.

Огневой удар артиллерии – важное подспорье в действиях пехоты.

Если противника не удалось сбить первым ударом, считалось необходимым возобновлять атаки до тех пор, пока не будет достигнут успех. После неудачной атаки пехота должна закрепиться возможно ближе к противнику, в то время как артиллерия обстреливает и сдерживает противника в случае перехода его в наступление, а кавалерия также препятствует неприятелю развить преследование.

Наставление для действий пехоты имело специальный раздел «Маневрирование пехоты в бою», который начинался с определения целей маневра. В нем говорилось, что «задача всякого маневрирования – поставить пехотную часть в наивыгоднейшее положение для достижения указанной цели». Эта задача достигалась соответственным направлением движения, его быстротой и скрытностью, применением строя в зависимости от огня противника и местности, умелым использованием времени суток и погоды.

Вопросы маневрирования пехоты в бою Наставление разрешало более правильно, чем уставы иностранных армий. В нем не было чрезмерного увлечения лишь фланговыми формами маневра (как в германской армии), а требовалось разумное сочетание фронтального движения с охватами флангов противника. Охват выгоден тем, что способствует косвенному, а иногда даже продольному обстрелу неприятеля; кроме того, охватившая противника часть может атаковать его в штыки в наиболее опасном для него направлении.

Атака должна начинаться тогда, когда исходя из цели действий, обстановки или достигнутых результатов настала минута броситься для удара в штыки или когда заметно поколеблены нравственные силы атакуемой стороны. Но «бросаться в атаку следует не только на ослабленного противника, но и на противника, готового к отпору, если этого требует достижение цели боя и выручка своих».

Наставление требовало, чтобы атака была «быстра, решительна, стихийна, как ураган». Надо стремиться сочетать лобовую атаку с ударом во фланг и даже в тыл противника. 

Еще раз подчеркнем, что русская тактическая мысль шла впереди зарубежной. В частности, только в Русской армии еще перед началом Первой мировой войны предусматривалось использование станковых пулеметов для поддержки атаки.

Наставление требует не вытеснять, а уничтожать противника: «Атаку необходимо заканчивать энергичным преследованием и закреплением за собою того, что отнято. Цель преследования – добить неприятеля, не давая ему устроиться для нового отпора».

Пехоте в бою предписывалось применять боевые построения и способы передвижения применительно к местности, на которой приходится действовать, а также сообразуясь с огнем противника. Боевые построения должны удовлетворять многим условиям, вытекающим из боевых требований. К числу наиболее важных из них Наставление относит: 1) наименьшую уязвимость от огня противника; 2) удобство для действий оружием; 3) удобство управления; 4) удобство применения к местности и 5) подвижность и поворотливость. Этим требованиям в сфере ружейного огня противника удовлетворял рассыпной строй (стрелковая цепь).

В стрелковой цепи пехотинцы располагались в одну линию на расстоянии от двух до 10 шагов в зависимости от боевой обстановки. Такой строй позволял хорошо применяться к местности, был удобен для ведения огня. Подвижность цепи была велика и почти равна подвижности отдельного бойца. При продвижении стрелковая цепь вела огневой бой. Поддержки, применяясь к местности, следовали за цепью и, вливаясь в нее перед атакой, усиливали ее ударную силу.

Отрицательная сторона этого боевого порядка – затрудненное управление людьми, требовавшее особой квалификации офицерского и унтер-офицерского составов. Так, взвод, рассыпанный в цепь, занимал по фронту от 100 и более шагов. Облегчить командиру управление таким строем могло развитие у каждого бойца инициативности и сознательности в бою. Удобная для ведения огня стрелковая цепь была малопригодна для действий холодным оружием – ведь штыковой удар тем сильнее, чем сплоченнее войсковая масса. Кроме того, при движении люди сбивались в группы, разрывая цепь и образуя большие интервалы. Следовавшие за цепью поддержки зачастую сметались артиллерийским огнем противника или, вследствие огневого воздействия, не могли двинуться. В итоге стрелковые цепи, дойдя до противника, были настолько обессилены понесенными потерями, что теряли силу удара. Батальонные и полковые резервы расходовались в ходе наступления лишь для пополнения убыли в наступающей цепи, а не для наращивания силы удара.

Тем не менее стрелковая цепь явилась наилучшей формой боевого строя пехоты в условиях Первой мировой войны. Значительные (в несколько шагов) интервалы между бойцами делали ее наименее уязвимой от огня противника. Хотя и в иностранных армиях под воздействием опыта Русско-японской войны также предписывалось наличие стрелковых цепей в сфере действия ружейно-пулеметного огня противника, но интервалы между людьми допускались незначительные (не более одного шага) – а это не соответствовало новым условиям боя.

Фронтовик так описал картину атаки русской гвардейской пехоты в 1914 г.: «Внезапно раздавшийся крик подъесаула Мишарева: «Господа, на поляну выходят цепи», заставил нас мгновенно собраться у трубы… Еще ранее привлекшая к себе наше внимание своей ярко-зеленой окраской поляна, на наших глазах стала покрываться длинными, густыми цепями. Цепи быстро продвигались по поляне к занятому противником лесу. За первыми появлялись все новые и новые цепи, под лучами солнца резко выделявшиеся на яркой зелени поляны. Двигаясь перекатами, они как морские волны, все ближе и ближе подкатывались к неприятельскому лесу. Эта картина была так красива и нас так захватила, что мы буквально забыли о всем остальном и, не отрываясь от биноклей, следили за цепями, вскоре покрывшими всю поляну. Я был преисполнен невероятным чувством гордости и счастья, когда полковник Рыльский веселым, громким голосом доложил генералу Безобразову и стоявшему около него начальнику дивизии: «Это егеря».

Устав полевой службы предписывал, что стрелковые цепи должны продвигаться от одной стрелковой позиции к другой, в то время как резервы двигаются от одного убежища («закрытия») к другому. Указывалось, что под действительным огнем неприятеля следует применять накапливание на новых стрелковых позициях и в убежищах.

Для пехоты, находящейся под действительным огнем противника, русский устав допускал перебежки – до 100 шагов по открытой местности.

Другие разновидности строя: развернутый, повзводный, разомкнутый, одношереножный – практиковались для резервов.

Уставы отмечали, что пехота на расстоянии до полуперехода от своих передовых частей осуществляет разведку самостоятельно. При удалении пехотной разведки более чем на 4-5 км от своих частей в сторону противника предписывалось выдвигать небольшие пехотные части (взводы, полуроты, роты), которым желательно придавать самокатчиков или верховых.

Вместе с тем довоенные уставы и наставления содержали и ошибочные положения. Так, они говорили о том, что пехота своими огневыми средствами, то есть без участия артиллерии, может подготовить атаку. В этом проявилась недооценка значения артиллерии и переоценка самостоятельности пехоты. Но данные недочеты были свойственны почти всем без исключения армиям 1914 г.

Недостатками русских предвоенных уставов и наставлений помимо отсутствия артиллерийской подготовки перед атакой противника, занявшего полевую оборону, являлась недооценка роли самоокапывания в наступательном бою. Но даже в этом вопросе русская тактическая мысль превосходила европейскую. Так, отмечалось, что «лопата при наступлении отнюдь не должна сдерживать порыва вперед» и «как только явится возможность двинуться дальше, окопы должны немедленно покидаться, так как их назначение – дать отдых наступающим частям». Но в то же время устанавливалось, что при быстром безостановочном движении в сфере действительного огня противника большие потери могут подорвать нравственную энергию бойцов, и атака «захлебнется». В этих случаях лопата в умелых руках и должна прийти на помощь. Соответственно, самоокапывание признавалось важным средством снижения потерь в наступательном бою, способствующим эффективности атаки.

Кроме того, резервам и поддержкам предписывалось занимать окопы, оставленные ушедшими вперед войсками, и постепенно совершенствовать их для подходящих сзади частей.

Недочеты довоенных тактических положений пришлось корректировать в ходе войны.

Построение боевого порядка наступающей пехоты в 1914-1915 гг. в один эшелон в виде одной цепи, в которую рассыпались передовые роты, в силу указанных выше причин требовалось реорганизовать. Возросла мощь обороны противника, а неглубокий боевой порядок атакующих не обладал нужной ударной силой и зачастую не мог преодолеть даже поспешно организованную оборону. Поэтому в 1916 г. был введен боевой порядок, состоящий из ряда наступающих друг за другом цепей (волн цепей), число которых в полку обычно доходило до четырех, а в некоторых случаях и больше. Волны цепей находились на расстоянии 30-40 м друг от друга.

В оборонительном бою предусматривалось сооружение окопов и полевых укреплений.

Различались окопы для стрельбы лежа, для стрельбы стоя и для стрельбы с колена. Предусматривались окопы одиночные и сплошные, присутствовала детальная регламентация устройства окопов, их маскировки и пр. По общему правилу окоп должен быть глубок, с крутыми отлогостями (если грунт держит – вертикальными) и доведен до профиля стрельбы стоя на дне рва  – только тогда получится полное укрытие от шрапнели.

Уже первые бои показали искусство русской пехоты в деле сооружения полевых укреплений. Так, в бою под Гумбинненом 7 августа 1914 г. пехотинцы двух русских дивизий настолько быстро и грамотно соорудили стрелковые окопы, что две германские пехотные дивизии, наступая густыми цепями, попали под массированный огонь оборонявшихся русских, которые в большинстве случаев оставались невидимы. Причем германская пехота залегла, но не окопалась – и вновь понесла жестокие потери от огня русских бойцов.

Боевой порядок русской пехоты в начале войны состоял из двух частей: для огневого боя и для удара холодным оружием. Часть боевого порядка, предназначенная для огневой подготовки боя и доведения его до рукопашной схватки, называлась боевой частью. Другая часть, маневрировавшая и вступавшая в бой с целью нанесения штыкового удара, называлась резервом.

Соответственно, боевой порядок пехоты состоял из боевой части и резерва.

Устав полевой службы устанавливал, что боевой порядок должен был включать в свой состав: боевые участки, общий резерв (резерв старшего начальника для содействия войскам, наносящим главный удар) и частные резервы (служат для усиления боевых участков и для противодействия охвату и прорыву).

Боевой порядок роты состоял из взводных участков стрелковой цепи и ротного резерва. Боевой порядок батальона – из ротных боевых участков и батальонного резерва. Боевой порядок полка – из батальонных боевых участков и полкового резерва. Боевой порядок бригады состоял из боевых участков и бригадного резерва (причем в боевые участки могли быть назначены как полки, так и батальоны). Боевой порядок дивизии состоял из боевых участков бригад, полков, а иногда даже батальонов, и дивизионного резерва.

Наставление для действия пехоты в бою требовало, чтобы каждый боевой участок, решая свою боевую задачу, действовал так, чтобы облегчалось достижение общей цели боя части или соединения.

В соответствии с предвоенными тактическими взглядами ширина боевого участка батальона составляла 500 метров, полка – 1 км, бригады – 2 км, дивизии – 3 км, корпуса – 5-6 км.

За время войны параметры боевых порядков пехотных частей и соединений возросли.  Усредненно для корпуса ширина боевого порядка выросла с 15 до 25 км, глубина – с 5 до 10 км; для дивизии – с 6 до 10 км по ширине и с 3 до 8 км в глубину; для полка – с 2 до 4 км и с 1 до 3 км соответственно.

Это улучшило защищенность войск и огневых средств и повысило эффективность их применения.

Сила пехоты – в ногах. Русская армия имела уставной шаг 120 шагов в минуту, но этот темп применялся только при церемониальном марше или при занятиях строевой подготовкой. Но стрелковые части Русской армии в мирное время тренировались на гораздо более быстрых темпах шага (до 124-128 и даже 132 шагов в минуту).

Когда же пехота взвалила на себя «полную выкладку», скорость уменьшилась – и пехота проходила 4 версты в час.

На выносливости русской пехоты был построен расчет командования при проведении многих боевых операций. Так, в ходе Виленской операции 1915 г. командующий Западным фронтом А.Е. Эверт в сжатые сроки осуществил перегруппировку вначале четырех, а затем еще шести армейских корпусов и пяти кавалерийских дивизий, снятых с фронта и выдвинутых преимущественно походным порядком на сотни километров вдоль фронта в сторону прорыва противника. В условиях ненадежной (и слабой) инфраструктуры он правильно рассчитал параметры марш-маневра с учетом специфики местности и развития оперативной ситуации – и намного опередил немцев. Русская пехота проходила 30 км в сутки (в то время как германская пехота 15 км в сутки). Марши русских войск были проведены четко, без отставших. Некоторые русские корпуса прошли по 200 км.

Так называемая четверочная система организации русской пехоты (дивизия – четыре полка, полк – четыре батальона, батальон – четыре роты, рота – четыре взвода, взвод – четыре отделения) устарела. При выделении резерва, составляющего одну треть всех сил, приходилось нарушать организационную целостность соединений, частей и подразделений, так как их легко можно было разделить на две или четыре части, но не на три. Боевая практика выдвинула необходимость перейти к троечной системе организации войсковой единицы в пехоте (дивизия – три полка, полк – три батальона, батальон – три роты, рота – три взвода, взвод – три отделения). При данной структуре пехоты можно было достичь большей гибкости на поле боя. Такая структурная единица могла быстрее приспособиться к различным тактическим требованиям, более эффективно расчленяться для решения боевых задач на более мелкие, самостоятельные подразделения без нарушения общей организации части или соединения. Дивизии и полки численно сокращались на одну треть и становились более маневренными и легче управляемыми. Но переход к такой системе произошел уже после Первой мировой войны.

В начале войны значение новой боевой техники (станковых пулеметов, ручных гранат, минометов, легкой и тяжелой скорострельной артиллерии, полевых легких и тяжелых гаубиц) недооценивалось, и сила армии виделась прежде всего в пехоте. Но в ходе войны большое значение для развития тактики имело усовершенствование технических средств ведения боя. Так, применение пехоты к местности и короткие перебежки солдат в наступлении от укрытия к укрытию сделали пехоту менее уязвимой от винтовочного огня и вызвали стремление разработать более совершенную, самозаряжающуюся, автоматическую винтовку. Автоматическая винтовка Федорова по своим тактико-техническим данным оказалась лучшей из всех аналогичных систем, разработанных в ходе войны. Значительно был усовершенствован и станковый пулемет.

Основой боевой деятельности русской пехоты являлись наступательные действия, важную роль в которых играли самостоятельность и инициативность солдата в бою. Прогрессивными являлись структура боевого порядка, взаимодействие родов войск, вопросы маневрирования. Рассыпной строй в форме стрелковой цепи в зависимости от обстановки мог трансформироваться в более плотную формацию. Применялись охват вражеского боевого порядка, фланговые удары. Пехота, в зависимости от обстановки, ведет штыковой бой, ружейный и пулеметный огонь, использует ручные гранаты.

Другая тактика потребовалась русской пехоте в период позиционной войны – с конца 1915 г. Инструкция войскам Юго-Западного фронта перед наступлением 1916 г. требовала, чтобы пехотная атака была непрерывной и безостановочной, а командиры всех уровней проявляли инициативу для достижения этой задачи, смело продвигаясь со своими частями и подразделениями вперед, не оглядываясь на отстающих соседей.

Атаковать требовалось последовательными волнами цепей, имевшими интервалы от двух до пяти шагов между бойцами и дистанции 150-200 шагов одна от другой. На направлении главного удара таких волн предписывалось формировать не менее 3-4, имея за ними резервы – для развития успеха или повторения атаки в случае неудачи последней.

Каждая из цепей получала конкретную задачу. Первая цепь, овладев вражеской траншеей, должна была максимально продвинуться вперед.

Вторая волна восполняла потери первой, третья была поддержкой первых двух, а четвертая являлась резервом командиров передовых полков. Дальнейшее развитие успеха возлагалось на дивизионные и корпусные резервы. Эти резервы продвигаются за передними четырьмя волнами, готовые продолжить атаку, поддержать передовые части, закрепить захваченные позиции, либо противодействовать фланговым противника атакам.

Солдаты первых двух волн снабжались гранатами и приспособлениями для разрушения проволочных заграждений. Во второй и третьей волнах бойцы тащили пулеметы. Многое из штурмовой тактики пехоты было заложено именно в этих указаниях. Атака пехоты должна была следовать непосредственно за артиллерийской подготовкой. Ворвавшись в передовую линию противника, первая пехотная волна не останавливается, а спешит захватить вторую линию вражеских окопов и закрепиться в ней. Учитывая, что противник главную силу своей обороны основывал на второй линии окопов, длительная задержка на первой линии подвергала войска его сосредоточенному огню.

Для надежного укрытия сосредоточенных для прорыва войск от артиллерийского огня противника и максимального приближения своих укреплений к вражеским окопам в каждом пехотном полку создавался исходный плацдарм для атаки.

Особенностью наступления на различных участках прорыва позиций противника, противостоящего Юго-Западному фронту, явилось то, что русская пехота, как правило, не задерживалась в первой линии неприятельских окопов, а смело двигалась вперед, возложив задачу зачистки окопов от противника на специальные группы так называемых «чистильщиков окопов», имевшихся в каждом батальоне. Это давало возможность глубоко и быстро вклиниваться в систему обороны противника и заставлять его сворачивать оборону даже там, где его пехота еще удерживала свои позиции.

Русская пехота научилась преодолевать позиционную оборону противника. Так, в декабре 1916 г. в ходе Митавской операции 1-я и 2-я латышские стрелковые бригады, а также 56-й и 57-й сибирские стрелковые полки, действуя в тактически тяжелых условиях, прорвали фронт германцев. Действия 7-го Бауского полка 2-й латышской бригады характеризовались следующим образом: «Подход полка к проволоке по заранее изученному подступу был обнаружен немцами, открывшими огонь. Резчики проволоки во время движения сбились все к правому флангу. Момент был критический. Хлынувшая масса людей топорами и ножницами прорвала проволоку и одним махом перескочила через бывший здесь забор-бруствер, захватив два пулемета в гнездах».

Реалии позиционной войны выявили необходимость формирования особых штурмовых частей, специально предназначенных для прорыва эшелонированной обороны противника.

Приказ командующего 5-й армией генерала от кавалерии П.А. Плеве №231 от 4 октября 1915 г. предписывал сформировать в ротах команды бомбометателей, вооружив каждого их бойца десятью гранатами, топором, лопатой и ручными ножницами для резки проволоки. В конце года штурмовые взводы («взводы гренадер») появились во всех пехотных и гренадерских полках. Штурмовики имели на вооружении карабины, револьверы (командный состав), кинжалы-бебуты, по 7-8 гранат и ножницы для резки проволоки – в отличие от пехоты они должны были быть у каждого бойца. Каждый гренадер получал стальной шлем, на двух бойцов полагался стальной щит, на взвод имелось по два бомбомета.

По итогам Митавской наступательной операции Русской армии 23-29 декабря 1916 г. было признано целесообразным формировать особые части прорыва, незаменимые при прорыве укрепленных участков фронта. Согласно Наставлению для ударных частей, при каждой пехотной дивизии должен быть сформирован ударный батальон в составе трех стрелковых рот и технической команды, состоящей из пяти отделений: пулеметного (четыре пулеметных взвода и два ручных пулемета), минометного, бомбометного, подрывного (подрывной и ракетный взводы) и телефонного (шесть телефонных и четыре подслушивающих станций).

Учтя опыт неудачных наступлений периода позиционной войны, Наставление провозглашало, что «образование отдельных ударных частей имеет целью прежде всего обеспечить нам успех в тех боевых действиях, которые основываются  на особенностях позиционной войны. Ударные части предназначаются только для активных действий».

Главная форма боя ударных частей – это бой ручными гранатами. На них возлагались следующие важнейшие задачи:

• при прорыве укрепленных позиций противника – штурм особо важных и  сильно укрепленных участков, поддержка атаки пехотой переднего края противника и ликвидация задерживающего продвижение пехоты врага;

• в обороне – бой с целью улучшения своего положения, поиски для захвата пленных и разрушения оборонительных сооружений, контратаки.

Ударные части предписывалось размещать в тылу и выдвигать на позиции лишь для выполнения боевых задач – занимать ими участки оборонительных позиций запрещалось. Бой должен был вестись исключительно в траншеях, открытый бой на поверхности земли рассматривался как исключение.

Атака проводится либо после артиллерийской подготовки, либо после взрыва горна (мощное средство минной войны), либо осуществляется внезапная атака, которой предшествует бесшумное уничтожение искусственных препятствий противника.

Применялся групповой боевой порядок, либо боевой порядок в форме волн. Таким образом, русская пехота в тактическом плане не отставала от противника: у немцев в 1917-1918 гг. и в атаке, и в обороне также формируется групповая тактика.

Артиллерия огнем готовила атаку, вела заградительный огонь атакованного участка противника. Траншейная артиллерия участвовала в артподготовке и выполняла задачу непосредственного сопровождения пехоты.

В наступлении в первой линии шли бойцы, проделывающие проходы в проволочных заграждениях противника, за ними двигались чистильщики окопов, потом специалисты (сигнальщики, телефонисты, артиллерийские наблюдатели), далее – пулеметчики и гренадеры особого назначения и резерва. Если подразделения гренадер действовали в составе пехотной части, то гренадеры и разведчики двигались впереди стрелковых волн. Форма боевого порядка для траншейного боя – змейка.

Резчики проделывали проходы в проволоке, и в момент занятия пехотой рубежа для атаки штурмовики выдвигались вперед, ползли на дистанцию броска гранаты и бросали их в окопы и оборонительные препятствия противника. Если применение гранат было успешным, гренадеры врывались в окопы противника и, распространялись по окопу влево и вправо, выбивая гранатами неприятельских солдат, засевших в изломах окопов, ходах сообщения или за траверсами. Пулеметчики, бомбометчики, траншейная артиллерия закрепляли успех и содействовали дальнейшему продвижению либо прикрывали отход.

«Звездным часом» штурмовых взводов стал Брусиловский прорыв 1916 г. Успех в этих боях достигнут во многом благодаря образцовому поведению подразделений гренадер, двигавшихся в составе наступающих пехотных волн. А.А. Брусилов писал о захвате передовых позиций противника: «Многие убежища разрушены не были, но сидевшие там части гарнизона должны были класть оружие и сдаваться в плен, потому что стоило хоть одному гренадеру с бомбой в руках стать у выхода, как спасения уже не было, ибо в случае отказа от сдачи внутрь убежища металась граната, и спрятавшиеся неизбежно погибали без пользы для дела; своевременно же вылезть из убежищ чрезвычайно трудно и угадать время невозможно. Таким образом, вполне понятно то количество пленных, которое неизменно попадало к нам в руки».

Если к концу войны на Французском фронте в германской, французской и английской армиях пехота утратила способность к маневру и продвигалась равномерно по всему фронту с равнением на отстающие части по схеме «артиллерия разрушает, а пехота занимает», то русская пехота, наоборот, маневрировала на поле боя. Она не задерживалась перед участками обороны, продолжавшими сопротивление, а смело устремлялась вперед, обходила эти участки с флангов и глубоким вторжением в оборону противника облегчала задачу подавления оставшихся очагов сопротивления. Вплоть до момента революционного развала фронта русская пехота не утратила способности атаковать укрепленные позиции – причем даже при условии, что система огневой обороны противника не подавлена (а иногда и не ослаблена в должной мере). Пехота союзников России атаковать разучилась и была способна лишь занимать разрушенные артиллерией позиции противника.

Нет лучшего признания, чем признание противника, в частности, отмечавшего, что «во всех боях русская пехота обнаружила завидную ловкость в преодолении сложной местности, которая нами большей частью считалась непроходимою».

Удельный вес русской пехоты в составе вооруженных сил за время войны снизился с 75 до 60%, и все же она сохранила за собой до конца войны роль главного рода войск, являясь подлинной «царицей полей».

Вооружение пехоты стало более разнообразным. Пехотинец получил ручную и винтовочную гранаты. Пехота имела свою артиллерию в виде 310 траншейных орудий (минометы, бомбометы и малокалиберные пушки). Оснащенность пулеметами увеличилась вдвое (с двух до четырех на батальон). Русская пехота получила средства противохимической защиты – противогазы.

В то же время пехота перестала быть однородной. Только две трети личного состава пехотных дивизий и полков были стрелками, то есть в бою действовали винтовкой со штыком. На треть пехотные части и соединения состояли из специалистов – пулеметчиков, гранатометчиков, связистов и пр.

В результате значительного увеличения огневой мощи пехоты (в 2-2,5 раза) ее боевые возможности к концу войны значительно повысились.

Алексей Владимирович ОЛЕЙНИКОВ – доктор исторических наук, член ассоциации историков Первой мировой войны, профессор кафедры истории России Астраханского государственного университета